ТСК: Особый случай/Точка преломления - Константин Владимирович Ежов

Да и паратехники успевают поучаствовать в создании одеяния. Смотря на это, чувствуешь себя прямо-таки «сиротой казанской». Туфли на высоком, хм…. Скорее среднем каблуке, телесного цвета, почти сливающиеся с её загаром, уже не удивили. Только когда она двинулась в мою сторону, стало заметно, что это шпильки. Или нет. В общем, они не были привычно тонкими, а оказались скорее некими доведёнными до изящества, и не несущих даже намёка на тяжеловесность, каблучками.

В установившейся тишине, слышен был даже шум ветра за открытым окном, не то что мерный звук её шагов. Но была в них какая-то неуверенность. Откуда бы? Остановилась она непосредственно передо мной. Даже прикоснуться можно, руку только протяни. Едва уловимое движение воздуха от колыхнувшегося сарафана донеслось до меня, а ощущение было, будто в ударную волну от ядерного взрыва попал. Ей-богу не понятно, как на ногах удержался!

— Да, я пришла к вам, Трифон Агафонович.

Чё⁈ По имени отчеству? Это точно ко мне обращаются⁈

— Любомила Голицына, к вашим услугам, — представилась она, используя совершенно для меня неожиданный оборот.

А где, отчество-то? Ау? Я что, сознание потерял и сейчас брежу? Ведь не может такого быть! Она меня выше себя поставила⁈ А потом…. Она опустилась передо мной на колени. Чувствую, либо лыжи не едут, либо…. Ничего не понимаю!!! Да и не думал я в тот момент о высоких материях. Сарафан, её грудь ниже моего уровня глаз…. Совместили. В мыслях было только — спасибо господи, ты услышал мои молитвы!

— Передайте ему…. Это не мы, но урон возместим полностью. Виновные понесут наказание.

— Что? — спросил, не поняв смысла сказанного.

О ком и о чем она? Только ответа на мои вопросы никто давать и не собирался. Голицына, опустив голову, плакала потихоньку всхлипывая. Инстинктивно потянулся к ней, но остановился, не решившись довершить начатое. И так несколько раз. Наверное, со стороны было смешно смотреть. Однако собрать волю в кулак всё-таки смог и, обхватив её голову руками, прижал к своей груди. В ней толи что-то надломилось? Но она, уже не таясь, неожиданно разревелась, обхватив меня руками и прижавшись всем телом. Мир, похоже, сошёл с ума.

— Спасибо — сказала она, немного успокоившись и отстранившись.

Затем встала и, вытерев глаза платочком, похоже, материализовавшимся прямо из воздуха. Спрятать его, по-моему, сугубо личному мнению, было негде. Как ни в чем не бывало, развернулась и гордой походкой прошествовала мимо бледного как стенка директора на выход.

— Господи, в чём я провинился⁈ — воскликнул, неожиданно высоким, почти женским голосом, руководитель нашей школы.

Затем он убежал, с лёгкими завываниями.

— Ну, ты…. И бабник! — выдала повернувшаяся ко мне Фрося.

А затем, хрясь! По одной щеке, по второй, а потом развернулась, и бежать на выход. Да что не так-то⁈

— За что⁈ — с этими словами бросился за ней вдогонку.

* * *

Учительская тысяча триста восемьдесят седьмой специальной математической школы. Время большой перемены.

— Девочки, у нас водка есть⁈

— Господин директор, у вас же язва!

— Да как-то теперь пофиг! Вы уж извините за мой французский, дорогая моя Дашенька. После того, что сегодня увидел….

— А вот дальше продолжать не стоит, — сказал вошедший в кабинет мужчина, атлетического телосложения.

Женское большинство сразу обратило на него внимание.

— И спиртное, тоже не стоит. Плохо оно сочетается с таблеточкой, — продолжил он же голосом полным доброты и сочувствия.

— Что? — растерянно спросил директор.

— А вы что же думали, изверги мы. Нет, дорогой ты наш человечище. Медицина теперь на страже спокойствия всего государства и его устоев. Берите, не стесняйтесь. Побольше только запейте. Через несколько часов вы всё забудете, а я пока с вами побуду, чтобы ненароком чего лишнего не сболтнули. Хорошо?

* * *

Тысяча триста восемьдесят седьмая специальная математическая школа. Фойе перед входом.

— Попалась! Фрося, ну куда же ты от меня побежала?

— Никуда, просто решила прогуляться. И вообще, отпусти.

— Ладно. О! Борис Моисеевич, наконец-то вы пришли. А тут столько всего уже произошло!

— Догадываюсь, Трифон Агафонович. Догадываюсь, — ответил он задумчиво, обернувшись на вход.

— Хорошо. Знаете, мне нужно с вами кое-что обсудить. Вот только как это сделать конфиденциально?

— Для этого у меня совершенно случайно завалялась глушилка. Главное, чтобы губы в объектив не попали, и никого поблизости не было.

— А как далеко отойти? — спросил у него.

— Да к окну достаточно.

— Фрось?

— Хорошо, уже иду. Да откуда они только берутся⁈

— Что? — задал недоумённо ей вопрос.

— Да опять…. Какая-то к тебе припёрлась, — ответила она на мой вопрос, обернувшись.

В этот момент лягнулся пол, с хлопком входная дверь ввалилась внутрь, а само фойе затянуло пылью. Где-то вдали завыл ревун воздушной тревоги. А потом пропала сила тяжести.

— Трифон, срочно бежим отсюда!

Резкий переход в обращении со стороны Шниперсона несколько выбил из колеи. И тут гравитация вернулась, и мы естественно шмякнулись вниз, кто как.

— Хватай своего слугу, — продолжил он же, вставая с пола.

— Да что происходит⁈ — задал вопрос, поднимаясь.

— Звиздец! Это Голицына. Только они так с притяжением играются!

— Но она же лишилась дара! — удивился его заявлению.

— Значит, уматываем ещё быстрее.

* * *

На крыльце тысяча триста восемьдесят седьмой специальной математической школы. Вернее, их руинах.

— Любомила, ты думаешь то же, что и я? — обратилась к ней Воротынская.

После этих слов две находящиеся девушки синхронно посмотрели на зев разрушенного входа.

— Он мой жених! — заявила всё она же.

— Фиг тебе, Милава, а не ириски! — с вызовом в голосе дерзостью в позе заявила Голицына.

— Ты это помнишь⁈

— И много чего ещё!

— Какая ты злопамятная!

— Сама не лучше!

— Согласна. Может, перенесём разборки? — сделала предложение Воротынская.

— Да. Мне тоже кое-что нужно обдумать, — согласилась с ней Голицына.

— Значит, по рукам.

Глава 21

Царьград. Императорский дворец. Три часа пополудни. Один из кабинетов.

— Ты что ей такое наплёл, дебила ты кусок⁈ — орал император на своего секретаря, охаживая его папкой, даже на вид тяжёлой, приличных таких размеров, по голове.

Тот прикрывался руками и так и норовил увернуться. Получалось не всегда.

— Ваше величество, ничего такого! — при