Женщины Гоголя и его искушения - Максим Валерьевич Акимов

Мысль о высоком значении помещичьего «служения» Гоголь намеревался раскрыть во втором томе «Мёртвых душ», облекая её в художественные формы, то есть стараясь представить её перед читателем в наиболее убедительном виде, показательном даже. И всякий читатель (особенно если сам является помещиком) должен был вникнуть в сию суть и вернуться к правильному образу действий.

Собственно говоря, Гоголь не просто намеревался, а приступил к созданию этих образов в первоначальных черновиках второго тома своей поэмы. Потом он сжёг их, однако и те варианты глав второго тома, что появятся после (и дойдут до нас, чудом уцелев от последнего гоголевского сожжения), будут содержать всю ту же суть, те же сюжеты, ту же мораль и тех же героев, что и первоначальные, текст которых в общих чертах запомнила Смирнова и Виельгорские.

Показательный пример морали той, выписанной Гоголем во втором томе, – деятельность серьёзного и добродетельного помещика Костанжогло, а также слова (и намерения) Тентетникова, бросившего статскую службу в Петеребурге. «У меня есть другая служба: триста душ крестьян…» – говорит Тентетников, а вернее, Гоголь устами своего героя.

Логика же Гоголя была проста: если человек (в данном случае – помещик) станет хорошим, ответственным и всякую минуту помнящим свой христианский и человеческий долг, то и в системе крепостного права он сделает много хорошего.

И дабы закрепить навечно благой порядок, благотворную суть отношений, возвращённых в прежние «пределы и границы», Гоголь снова и снова настаивает на глубочайшей христианизации жизни, ударяется в такой клерикализм, который отдаёт постной банальностью, да настолько, что даже цитировать совестно, ведь не вяжется он с истинной сутью христианского раскрепощения и той духовной свободы, лишённой фарисейских догм, что завещали нам первые христиане-подвижники.

Когда «Выбранные места…» вышли в свет, то читатели с нарастающим удивлением вникали в суть «новой идейности» Гоголя и хотели отшатнуться, отпрянуть от него. Многие прежние почитатели буквально узнать не могли своего кумира! И казалось им, что возможны здесь лишь два объяснения – либо Гоголя подменили, либо он сошёл с ума, ведь всё, что он утверждал теперь, выглядело как отрицание его прежних позиций.

Резануло многих и то, что показалось ханженскими интонациями, перемешанными с каким-то, казалось бы, давно несвойственным ему пафосом, ведь Гоголь начинает «Выбранные места…» со слов о завещании и о других пафосных вещах, почти доходящих до гротеска. Неузнаваемость прежнего гоголевского стиля распространялась на весь текст, и многие его статьи-главы, к примеру, такие, как «Женщина в свете» и в особенности статья под названием «Что такое губернаторша», стали мишенью для инвектив, порой довольно едких.

Хотя на самом деле эти главы, во всяком случае та, что была обращена на воспитание губернаторши, звучала ещё не так ужасно, как та, которая следовала непосредственно за ней в гоголевском сборнике и называлась «Русский помещик».

В статье о губернаторше, подчёркнуто связанной с именем Александры Осиповны (и даже помеченной её инициалами), Гоголь, невольно продолжая любоваться Смирновой, делает ей несколько завуалированных комплиментов, сыплет любезностями и попутно даёт «важные поручения» своей прекрасной губернаторше: «Старайтесь всех избранных и лучших в городе подвигнуть на деятельность общественную: всякий из них может сделать много почти подобного вам. Их можно подвигнуть. Если вы мне дадите только полное понятие об их характерах, образе жизни и занятиях, я вам скажу, чем и как их можно подстрекнуть; есть в русском человеке сокровенные струны, которых он сам не знает, по которым можно так ударить, что он весь встрепенется», – утверждает Гоголь. – Особенно не пренебрегайте женщинами, – добавляет он, – не глядите на то, что они закружились в вихре моды и пустоты. Если только сумеете заговорить с ними языком самой Души, сумеете очертить перед женщиной её высокое поприще, которого ждет теперь от неё мир, – её небесное поприще быть воздвижницей нас на всё прямое, благородное и честное, кликнуть клич человеку на благородное стремление, то та же самая женщина, которую вы считали пустой, благородно вспыхнет вся вдруг, взглянет на самую себя, на свои брошенные обязанности, подвигнет себя самую на все чистое, подвигнет своего мужа на исполнение честное долга и, швырнувши далеко в сторону свои тряпки, всех поворотит к делу».

Гоголь говорит много банальностей, снова делая комплименты Смирновой и женщинам вообще, замечая наконец следующее: «Вас полюбят, и полюбят сильно, да нельзя им не полюбить вас, если узнают вашу душу; но до того времени вы всех их любите до единого, никак не взирая на то, если бы кто-нибудь вас и не любил…»

В данной главе оказалось намешано много пафоса и «красивостей», но сам по себе криминал был невелик. Куда более серьёзным выглядел изъян нижеследующих строк, адресованных уже не дамам, а господам, которые обязаны были исполнить ключевую задачу из того перечня, что предлагался Гоголем для улучшения ситуации.

Для многих читателей, с удивлением разбиравших суть гоголевских советов, глава «Русский помещик» стала чем-то вроде шокера – прикасаешься и током бьёт. У читателя уже не усмешка возникала, не сарказм, его брала оторопь.

Гоголя так никогда и не простили за то, что содержалось в этой статье-главе, ведь не изменяя принятому вдруг менторски-наставительному тону, Гоголь даёт советы молодому помещику, которые направлены на то, чтобы барин по-отечески управлял своими подданными, не давал им лениться и пьянствовать, привлёк приходского батюшку к делу воспитания паствы, зорко следил за поведением и богател, заведя образцовое хозяйство, богател на зависть противникам патриархальной старины и стародавних традиций Отчизны нашей. И чтобы всё этак с молитвою, с Христом на устах, с благими помыслами.

«Не смущайся мыслями, будто прежние узы, связывавшие помещика с крестьянами, исчезнули навеки, – наставляет помещика Гоголь. – Что они исчезнули, это правда; что виноваты тому сами помещики, это также правда; но чтобы навсегда или навеки они исчезнули, – плюнь ты на этакие слова: сказать их может только тот, кто далее своего носа ничего не видит.<…> Если только исполнишь в точности всё то, что теперь тебе скажу, то к концу же года увидишь, что я прав. Возьмись за дело помещика, как следует за него взяться в настоящем и законном смысле. Собери прежде всего мужиков и объясни им, что такое ты и что такое они. Что помещик ты над ними не потому, чтобы тебе хотелось повелевать и быть помещиком, но потому, что ты уже есть помещик, что ты родился помещиком, что взыщет с тебя Бог, если б ты променял это званье на другое, потому что всяк должен служить Богу на своём месте, а не на