Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 - Николай Васильевич Галушкин

Сотник Зборовский отправился «наверх» – такое название установилось за покоями Царской Семьи. О нем доложили. Государыня приняла его на Детской половине, в комнате смежной с комнатой больных старших Великих Княжон.

Ее Величество благодарила Зборовского за приход и на его доклад о сомнениях офицеров в полученном приказании с живостью ответила: «Да, да – пошлите (представителей) непременно! Надо постараться бунтующих солдат словами успокоить. Не надо ни одной капли крови, прошу вас!» Затем Государыня просила Зборовского чаще приходить к ней и непосредственно докладывать о текущих событиях, которые неслись с невероятной быстротой. «Мне часто непонятно, что мне передают», – добавила Государыня.

Вместе с депутацией Сводного Пехотного полка был послан от Конвоя один взводный урядник и два казака. Эта депутация на грузовом автомобиле направилась к казармам Стрелковых полков, откуда раздавалась беспорядочная ружейная стрельба. Депутации дворцового гарнизона («парламентеры» – как таковые, они имели на рукавах белую повязку) была дана инструкция:

1. Призвать солдат Царскосельского гарнизона к хладнокровию, стараясь их заверить в том, что в обязанность дворцового гарнизона входит только защита дворца и лиц, в нем находящихся.

2. Заверить их в том, что дворцовый гарнизон вступит в вооруженную борьбу с солдатами запасных батальонов только лишь в том случае, если они сами эту борьбу вызовут.

Вернувшаяся депутация доложила, что солдаты запасных батальонов встретили ее с явным недоверием. Это недоверие подтвердил следующий случай. Из села Кузьминского, примыкавшего почти непосредственно к тылам казарм Конвоя, в строю с оркестром музыки шел квартировавший там запасный полк. Команда казаков Конвоя, кормившая и убиравшая лошадей внутреннего наряда дворца, из любопытства, бросив уборку, поспешила к воротам своих казарм. Заметив это быстрое движение казаков, музыканты смешались, смолкли, и полк замедлил свое движение.

Во все дни пребывания сотен Конвоя и рот Сводного полка в Александровском дворце офицеры главным образом собирались в дежурной комнате Сводного полка. В ней же ежедневно и «централизовались» все слухи. В сущности, подвальный этаж дворца, да и сам отрезанный от всего внешнего мира Александровский дворец не имели ни о чем точных сведений. Кое-кто, с видом посвященного, говорил что-то, недоговаривая, кое-кто таинственно перешептывался. Всякие слухи естественно находили благоприятную почву для быстрого вырастания. Вследствие этого об эшелонах генерал-адъютанта Иванова говорили, что они «заняли позицию у Пулкова». В то же время другие «по секрету» сообщали, что «они ушли совсем». Увеличивали всякие слухи сведения «верных» людей, «спасавших» дворец и сообщавших «о предстоящих штурмах дворца».

Особую нервность проявляла сама «революционная» комендатура Царского Села. Так, например, она сообщала, что из Петрограда походным порядком и поездами к Царскому Селу двигаются 10 тысяч взбунтовавшихся солдат. Также и из Императорского павильона передавали о движении каких-то поездов, добавляя: «В предупреждение наступления офицеры Железнодорожного полка разобрали путь в 4 верстах от Царского Села». Из Императорского павильона вообще поступали часто слишком тревожные известия, нервировавшие дворец. В павильон с задачей контролировать донесения и, при возможности, проверять слухи было приказано командировать офицера Конвоя. Есаулом Свидиным эта задача была возложена на хорунжего Колесникова. Тревожные звонки из Царского павильона прекратились.

«Верное» сведение, что «из Колпина в Царское Село движется толпа вооруженных рабочих в несколько тысяч человек», также оказалось неверным, ибо высланный на станцию Александровскую офицерский разъезд Конвоя под командой хорунжего Федюшкина прошел значительно глубже в направлении Колпина и, находясь в разведке в течение целого дня, не прислал ни одного тревожного донесения.

В один из дней комендант города Царского Села, известив, что им получено приказание из Петрограда: «Войскам гарнизона оказать помощь дворцу, если бы в этом была необходимость», сейчас же сообщил, что он этого сделать не может, так как имеет сведения о новом движении из Петрограда неизвестных ему войск.

Кроме того, что «революционное правительство» не обладало авторитетом и силой воздействия, это извещение коменданта города не говорило ничего нового. Офицеры Конвоя пришли к заключению, что городская комендатура своими сведениями умышленно создавала тревожное настроение, дабы повлиять на дворцовый гарнизон, а потому, несмотря на то что по-прежнему продолжали приходить вести об угрозах, к ним уже стали относиться спокойнее.

Однако все эти угрозы и тревожные слухи создавали сильное нервное напряжение, требовали постоянной бдительности и чрезмерно утомляли всех, ибо, кроме охраны самого дворца, офицеры и казаки Конвоя днем и ночью непрерывно находились в разъездах.

Среди постоянных угроз был и отрадный слух. Говорили о том, что в Царское Село прибыли учебные команды некоторых пехотных и конных частей, расположенных в окрестностях Царского Села и на окраинах Петрограда. Команды эти, не получая на местах никаких распоряжений, решили прибыть в Царское Село и предоставить себя в распоряжение Коменданта Дворца. Предложение их якобы было отклонено лицами, ведающими охраной дворца, из-за неуверенности в устойчивости прибывших команд. Одна из таких команд (кажется, Л.-Гв. Петроградского полка) действительно находилась в казармах Сводного Пехотного полка.

В эти тревожные дни Государыня Императрица проявляла исключительную выдержку и мужество. Она несколько раз, иногда глубокой ночью, спускалась в подвальный этаж Александровского дворца и обходила находившихся там чинов дворцового гарнизона – солдат Сводного полка и казаков Конвоя. От спускавшихся часто «сверху» (покои Царской Семьи) личного секретаря Ее Величества графа П. Апраксина и флигель-адъютанта графа Замойского было известно, что Государыня внешне была спокойна и все время проводила на Детской половине, ухаживая за больными детьми. Офицеры Конвоя знали это и от сотника Зборовского.

В одно из своих посещений Собственных покоев Царской Семьи Зборовский был задержан Великой Княжной Марией Николаевной и в беседе с ней провел около часа. Сотник Зборовский, как он делился с офицерами Конвоя позже, был поражен переменой, происшедшей в Великой Княжне за эти дни. От вчерашней еще девочки, казалось, не осталось ничего: перед ним была женщина, глубоко и вдумчиво относившаяся к событиям, серьезная и рассудительная.

Об ожидающемся прибытии Государя Императора все еще не было никаких сведений. Связаться по телефону или телеграфу с Царской Ставкой было совершенно невозможно. Не было никаких сведений и от хорунжего Грамотина и поручика Соловьева.

Днем была получена просьба коменданта города выслать в городскую ратушу одного из офицеров дворцового гарнизона. Прибывший из ратуши офицер доложил генералу Ресину, что комендант города еще раз просил подтвердить во дворце, что «господин Родзянко от лица Временного Правительства гарантирует полную неприкосновенность Дворца». Видимо, в связи с этим к вечеру было получено приказание от частей дворцового гарнизона выслать по одному офицеру в Государственную Думу. Офицеры Конвоя просили есаула Свидина доложить генералу Ресину общую просьбу –