Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

в искусственном льду отправить на анализ в Лозанну. Я ему ответил, что ничего такого не должен и что из Чебоксар невозможно отправить пробы мочи в Лозанну, не имея действующего контракта с лозаннской лабораторией и разрешения от министерства здравоохранения. А главное, кто будет в Чебоксарах заниматься оформлением документов и отправкой мочи в Лозанну? Пробы отбирают офицеры РУСАДА, но денег на отправку проб за границу у них нет, бюджет есть только у местного оргкомитета, но они за это ни за что не возьмутся. У меня никаких отношений с Минздравом или оргкомитетом нет, я сижу в Москве и жду пробы для анализа. Если вам надо, то приезжайте сами, забирайте пробы и увозите куда хотите.

Неявный запрет на вывоз мочи из России, невероятные и непреодолимые трудности, связанные с отправкой проб в Лозанну, спасли российскую ходьбу. Проб было много, около шестидесяти, из них 18 оказались положительными на эритропоэтин. Мы с Юлей Дыхал не верили своим глазам. Алексей Мельников тоже вытаращил глаза, клялся и божился, что перед стартом чёгинская группа ничего такого не колола. Но как тогда получилось, что все 18 положительных проб принадлежали ходокам из российской сборной, а из иностранных ходоков никто не попался? К тому же Мельников знал, что наш анализ шёл без его подсказок — у меня не было списка с номерами проб чёгинских ходоков! Да мы с Алексеем особых проблем и не ожидали, всё-таки важнейший международный старт под эгидой IAAF, отбор на Олимпийские игры, выступают элитные спортсмены. Конечно, могли случайно эфедрин накапать в нос и в рот или с концентрацией сальбутамола немного промахнуться. Но чтобы получился завал положительных проб на ЭПО — в такое никто не верил.

Алексей Мельников и Сергей Португалов убеждали меня, что Виктор Чёгин давно уже не употребляет эритропоэтин и это у меня что-то не так с анализами. Но результат был стопроцентный, типичные картинки распределения изоформ ЭПО после недавней инъекции. В нашей процедуре анализа я был уверен, мы на её отработку столько сил и средств потратили, что не передать словами, зато теперь она точно такая же, как в австрийской лаборатории в Зейберсдорфе. Оставалось только узнать, кто кого дурачит. Мне сказали по секрету, что есть какие-то ампулы с новейшим препаратом, он называется Кардиопротектор, новейшая российская разработка, он улучшает работу сердца и показатели крови, но никакого отношения к эритропоэтину не имеет. А-ха-ха-ха, «новейшая разработка», да ещё российская, — кто в это поверит, в наших институтах остались одни пенсионеры, ходят на работу раз в неделю цветы полить и новости в интернете почитать! Скорее дайте мне эти ампулы на анализ, что за тайны такие, из-за которых российская ходьба могла бы прекратить своё существование, если бы пробы отправили в Лозанну, как требовал коварный доктор Долле.

Мельников пообещал достать ампулы с Кардиопротектором. Но прошёл месяц, за ним другой, никаких ампул мне не дали, и тут они сами залетели на своём Кардиопротекторе! Это случилось в конце мая, когда доктор Габриель Долле забросил из-за границы своего терминатора, офицера допингового контроля; он уже давно не доверял российским отборщикам проб из IDTM. Терминатор материализовался на входе во ВНИИФК, по-русски он не говорил и показал охраннику записку с моим именем и телефоном. Его привели ко мне на третий этаж, он представился, его звали Свен Веттер. Мы поговорили, он поведал свою love story: жил в Швеции, был шведским подданным, влюбился и оказался с новой пассией в Афинах. До этого отбирал пробы для IDTM, и у него остался действующий сертификат офицера допингового контроля; но в России он никогда не работал и ни разу не был. Доктор Долле заказал ему водителя, который встретил его в аэропорту и отвез на Казанский вокзал, там в камере хранения Свен оставил сумку с «берегкитами» — и приехал ко мне. Долле послал его отобрать пробы у ходоков в Саранске и уверил, что я ему помогу, но просил нас всё держать в строжайшем секрете. Так я внезапно сделался сообщником: теперь любая утечка информации могла идти только от меня.

Терминатор спросил, как доехать до Саранска (650 километров от Москвы, ночь в поезде) и как там найти ходоков. Я позвонил в Саранск, в турагентство, и заказал на завтра для иностранца встречу на вокзале и экскурсию по православным церквям и местам с заездом к местночтимому святому, ой, простите, к тренеру Виктору Чёгину. Моему гостю обрадовались, проблем нет, хорошо, общение на английском языке обеспечим. Потом позвонил на Казанский вокзал, спросил, как моему иностранцу срочно купить билет в Саранск, там завтра его встречает экскурсовод; нам всё объяснили, и терминатор уехал.

Недели через две взорвалась бомба — в пробах пятерых ведущих мордовских ходоков обнаружен эритропоэтин, анализ проводили в лаборатории Лозанны. Действительно, терминатор приехал в Саранск, в чёгинский тренировочный центр, отобрал пять проб у попавшихся на глаза ходоков, сверил их фамилии со своим списком, чтобы убедиться, что это не чайники, а элитные ходоки, входящие в международный пул тестирования, привёз пробы в Лозанну, и все пять проб оказались положительными. Честно признаться, я испытал чувство удовлетворения: после того, как в Чебоксарах на Кубке мира мы нашли у ходоков 18 положительных проб, кто только не потешался над нашими результатами.

Вот теперь потешайтесь над результатами из Лозанны.

Одно мне не давало покоя: ведь ходоки могли спокойно развернуться и уйти, их никто не ловил и не бегал за ними; доказать умышленный отказ от сдачи пробы очень сложно. Было удивительно, что ходоки спокойно пошли сдавать пробы, кто-то даже вернулся назад после тренировки, чтобы пройти допинговый контроль. Получается, чёгинские ходоки были уверены, что они не применяли запрещённые препараты! Тогда кто их обманывает, кто знает правду о происходящем? Ведь эритропоэтин — это исключительно инъекции, в суп или компот его накапать нельзя, он разрушается в пищеварительном тракте. Алексею Мельникову не было нужды мне врать, наоборот, мы были заинтересованы в достоверном допинговом контроле, чтобы не было залётов в олимпийский год. И я хорошо помню, с каким жаром и убеждённостью он твердил, что «такого бардака у Витьки быть не может».

Доктор Габриель Долле понял, что попал в самую точку, и послал в Саранск второго терминатора. Это был украинский отборщик проб, который 8 августа, в день открытия Олимпийских игр, взял четыре пробы, причём для целевого тестирования специально разыскал Валерия Борчина и Ольгу Каниськину, чтобы они сдали мочу. В июле, во время визита первого терминатора, им удалось ускользнуть от