Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева

Но вступившим в город партизанам и регулярным войскам пришлось увидеть и другое. Актер Сила Николаевич Сандунов (это он построил знаменитые Сандуновские бани, которые чудом остались целы во время пожаров) с горечью писал: «Из русских ничего не сделаешь. Лишь только облетела московские окрестности молва, что французов нет в Москве, со всех сторон нахлынули крестьяне с возами. Поднялся ужасный грабеж».

О том же рассказывал и Александр Христофорович Бенкендорф, назначенный комендантом Москвы: «Город был отдан на расхищение крестьянам, которых стеклось великое множество, и все пьяные; казаки и их старшины довершали разгром… люди убивали друг друга на улицах, поджигали дома… Мне пришлось выдержать несколько настоящих сражений». А под Малоярославцем молчаливое противостояние продолжалось. По воспоминаниям бригадного генерала Антуана Бодуана Жибера Ван де Дедема, «император долго совещался с маршалом Даву, и было решено отступить… Счастье покидало Бонапарта, но, по-видимому, он был готов с покорностью подчиняться своей судьбе и был настолько твёрд, что спокойно смотрел на грядущие несчастия; однако его обычная смелость сменилась роковой нерешительностью…»

После битвы под Малоярославцем остаткам Великой армии, обременённым огромным обозом, предстояло мучительное отступление по разорённой недавно ими самими Старой Смоленской дороге. Вынудив неприятеля идти именно по этой дороге, Кутузов определённо переиграл Наполеона.

Его стратегию преследования французов военные историки называют «параллельным маршем»: он двигался чуть южнее французов по параллельной дороге.

Выдающийся военный теоретик и историк Антуан Анри Жомини (после перехода в русскую службу его будут называть Генрихом Вениаминовичем) так оценил действия русского фельдмаршала: «Этот манёвр был им изумительно правильно рассчитан. С одной стороны, его армия, проходя по менее опустошённой местности, терпела меньше убыли; с другой – он держал французскую армию под постоянной угрозой обогнать её и отрезать путь отступления. Вследствие последнего обстоятельства французская армия была вынуждена форсировать марш и двигаться без малейшего отдыха». Думаю, нетрудно вообразить, каково это, «двигаться без малейшего отдыха» людям изнурённым, плохо одетым и, главное, потерявшим веру в своё дело и в своего вождя.

Поскольку я упомянула Жомини, не могу умолчать о дословно записанных им рассуждениях императора французов. Разговор происходил не позднее 12 августа 1813 года. В этот день генерал Жомини покинул Наполеона и перешёл на русскую службу. Надо отдать ему должное, он был очень полезен русской армии, но ни одного французского секрета не выдал. Но это так, к слову. А сказанное Наполеоном крайне важно и для объективной оценки событий, и для понимания характера полководца. «Главные причины неудачного предприятия на Россию относили к ранней и чрезмерной стуже; все мои приверженцы повторяли эти слова до пресыщения. Это совершенно ложно… Стужа не была чрезмерна… не превышала стужи Эйлавской кампании: в последней громады конницы носились по озёрам, покрытым льдом… Но при Эйлау армия моя не расстроилась потому, что была в крае изобильном и что я мог удовлетворить всяким её нуждам. Совсем противное произошло в 1812 году: недостаток в пище и во всём необходимом произвёл разброд войска; многочисленные колонны наши обратились в буйную сволочь, в которой наши солдаты разных полков были чужды один другому Чтобы собраться и распутаться, нам надлежало остановиться дней на восемь в укреплённом лагере, снабжённом огромными магазинами…[24] Спеша к Смоленску, как к земле обетованной, как к пределу своего злополучия, что обрела она там? Обрушенные домы, заваленные больными, умирающими, и пустые магазины… Армия вступила в Смоленск толпами и непохожая на себя: трёхдневная, а вовсе не чрезвычайная стужа достаточна была, чтобы её частию расстроить… Не в пользу мою действуют те, которые порочат моих противников и унижают их подвиги… Без сомнения, ему[25] воспомоществовали обстоятельства, а против меня восстало всё то, что ему благоприятствовало; но надо быть через меру ненавистливым, чтобы порицать то, что достойно похвал и подражания». Думается, эти его признания тоже достойны уважения. Другое дело, что он сам толкнул тысячи людей на пагубный путь…

Алексей Васильевич Воейков, в то время в чине полковника командовавший бригадой, писал Гавриилу Романовичу Державину: «Пепел и развалины московские навеки погребут славу и великость Наполеона. Московские и калужские крестьяне лучше испанцев защищали свои домы… Наступившая зима довершает их погибель, они ежедневно оставляют тысячи усталых, полунагих. Смоленская дорога покрыта на каждом шагу человеческими и лошадиными трупами… Одно провидение может спасти остатки французских войск. По всем известиям слышно, что и злой гений оскудевает в вымыслах». Письмо датировано 30 октября. Морозы ещё не наступили…

А в начале декабря генерал Дохтуров писал жене: «Мы его преследуем за границу… Осталась у него только малая часть гвардии, да и то в великом расстройстве. Бог наказал их за все неистовства и мерзости, деланные сими злодеями в Москве…

Во всякой деревне находим голодных и ободранных неприятелей без оружия, которые за счастье считают попасться в плен, что их кормить будут. Я ещё в жизни не видел ничего подобного. Я взял из жалости под Красным молодого итальянца. Он не ел несколько дней и, верно бы, замёрз, ежели бы бог не привёл меня на его счастье. Теперь он здоров и уже распевает… Приехав сюда, нашёл несколько сот пленных, кои сами пришли, в том числе восемнадцать офицеров. Я одного взял к себе, у него озноблены ноги и в прежалком положении, но Коришевский меня уверяет, что он выздоровеет. Ещё тут же взял немца с немкой, которые умирали также с голоду. Нельзя не сжалиться на их несчастное положение. Вот, душа моя, как неожидаемым образом кончается сия кампания к великой славе нашего оружия и патриотизма целой России…»

Вот когда он проявился, этот загадочный, этот всепрощающий русский характер, эта «всемирная отзывчивость» русской души…

Пройдёт сто лет. К вековому юбилею победы над Наполеоном в России выйдет трёхтомник «Французы в России. 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев». Среди многочисленных воспоминаний, интересных и не очень, есть и рассказы о сокровищах, похищенных в Москве.

Так, командир гвардейского стрелкового батальона Вионне де Маренгоне вспоминал, что «Наполеон велел забрать бриллианты, жемчуг, золото и серебро, которые были в церквях. Он велел даже снять позолоченный крест с купола Ивана Великого. Велел вывезти все трофеи Кремля. Ими нагрузили двадцать пять телег».

Другой наполеоновский офицер, Жюль де Кастеллан, утверждал, что французы «забрали и расплавили серебряную утварь из кремлевских церквей, пополнив этим кассу». А начальник артиллерии третьего резервного кавалерийского корпуса Гриуа свидетельствовал: «Все трофеи, которые вёз император из Москвы, его кареты, фургоны