Побег - Олег Викторович Давыдов

от этого наступает смерть. Природа бессмертна постольку, поскольку ее сон длится столько же, сколько ее бодрствование. Единственное место на земле, где время идет сразу в две стороны (навстречу себе), — место, где в принципе ничего не происходит, — это русло Подземной реки, и она–то, собственно, и есть это охраняющее само себя время. А единственный человек, для которого сон — это бодрствование — я, бог Гермес (впрочем, тут Теофиль мне, наверно, польстил — есть ведь другие боги). Между прочим, когда женское существо, с которым связан этот миф, спускается в преисподнюю и требует, чтобы отперли ворота, оно грозит привратнику тем, что если он не отопрет их, она (эта женщина) собственноручно взломает их и «выпустит мертвых на волю» — так что «равновесие между живым и мертвым будет нарушено».

Глава 8

 Где Рвется Нить Повествования

Теофиль прекратил дозволенные речи, и я положил перо, дабы вернуть потраченное на него время сном.

Я лег не раздеваясь на диван и погасил свет. Однако, что–то все не спалось — сказывалось перевозбуждение сегодняшнего дня. К тому же я чувствовал, что Теофиль не покинул меня — он был рядом, и в голову лезла его чушь, а в закрытых глазах возникали странные видения. Он как–будто навязывал мне какие–то дары и приношения, но я их все отвергал. Зачем? — у меня ведь все есть.

За последнее время мне часто приходила мысль, что моя обычная удачливость, моя ловкость — тоже дело рук этого поклонника (не все же вредить?). Естественная мысль. Иногда даже казалось, что и на эту–то мысль меня наводит астральный скиталец (знай, мол: ты мне — я тебе). Но, читатель, чья бы это не была мысль (а она тебе тоже наверняка приходила в голову), я гнал ее от себя, как чуму, ибо с такими мыслями недолго попасть в рабство к собственному почитателю: вначале мысль, потом чувство благодарности, от благодарности рукой подать — до долга, а там уж и долгового рабства не миновать. Ведь были же Аполлон с Посейдоном рабами и построили же они эти Троянские стены. Нет уж, увольте, — вовсе не обязательно думать, что своим счастьем я обязан какому–то звездному проходимцу. Скорее уж наоборот: он и выбрал–то меня своим конфидициентом по моей счастливой звезде (и его счастье, что он не ошибся).

Но какой–то дар он все–таки хотел принести мне. Я это чувствовал, и, как от настойчивого взгляда нелюбимой женщины, мне приходилось постоянно увертываться от мысли о каком–то жертвоприношении. Кровавом жертвоприношении, ибо чувствовалось, что его религиозный экстаз пахнет кровью. Я ловил себя на мысли, что этой жертвой будет мой брат, и с отвращением гнал ее от себя, но…

*** Впрочем, читатель, ты, кажется, еще и не знаешь, что у меня есть брат? Ай–я–яй! — это я сплоховал. У меня есть брат–близнец, и хотя в детстве мы были ужасно похожи и считались однояйцевыми близнецами, — несмотря на это, теперь у нас мало общего.

Оставь свою дурацкую усмешку, досточтимый знаток мифологии — ты думаешь раз у меня появился брат, так уж и все — наши отношения распределяются по известной схеме: Каин — Авель, Яков — Исав, Менелай — Агамемнон. Ничего подобного. То есть, без этого, конечно, не обойдешься, мифы встроены в нас. Но не надо думать, что в нашем обыденном существовании все обстоит, как в мифе, то есть — одному вся жизнь, а другому вся смерть. Нет!

Мой брат крупен, очень силен, светловолос, светлоглаз, открыт. Это моя противоположность, хотя, повторяю, в детстве мы были идентичны. Теперь у него положительный резус, а у меня отрицательный, у него первая группа крови, а у меня четвертая, он просто человек, а я бог — и так далее.

Впрочем, некоторые замашки у нас остались сходные. Например, когда мы последний раз встречались (давно уж), он — представьте себе — унес, уходя, все мои деньги и при этом так мило улыбался, что я подумал: вот истинный человек — правдивый, честный, прямой. И действительно, в нем нет ни капли лукавства — он эти деньги, наверное, тут же пропил, и ему даже в голову не пришло слово «кража». Ни на минуту! И правильно… Что деньги? Пусть пьет, я только восхитился в тот раз его незамысловатой легкостью и ловкой прямотой — ибо легкость эта сродни моей.

Разница между нами началась с того, что нас разделили в детстве: я остался в нашем городке, где должен был пройти полный цикл обучения, искуса и возгонки (об этом уж было), а братец мой попал в относительно более мягкие условия — к нашей тетушке, которая жила тогда в Туле. Я плохо помню свою тетку (хотя не раз уже поминал ее здесь — тетя Гарпеша), — плохо помню, но, насколько понимаю, она считала себя благодетельницей… и как раз эти благодеяния сделали брата алкоголиком. Ибо — трудно человеку (идентичному мне) выносить благодеяния.

Для нашего разделения, кажется, не было никаких оснований, кроме бездетности тетушки… Хотя, может статься, нужно было вырастить Гермеса, а не диоскуров?.. Во всяком случае, между нами выбрали, и совсем неизвестно, выбрал ли тот, кто выбирал между нами, руководствуясь случаем, или — заранее уже зная, что именно я должен стать Гермесом небесного странника.

Все–таки как думаете, читатель, — есть ли судьба?

Припомните: я нынче утром подумал, что судьба это нечто вроде предопределения будущим… Через пару часов эти мысли высказал вслух Бенедиктов. При моей сверхвнушаемости такие совпадения просто чреваты… И, лежа сейчас на диване без сна, я со смаком обсасывал мысль, что вера в себя — есть доверие к будущему, а если такого доверия нет, ничего хорошего ждать не приходится. Всякий, конечно же, знает свое будущее, но тот, у кого оно «так себе», — тот просто не хочет этому верить. А будущее, так или иначе, предопределяет наши поступки. И оно, это будущее (эта судьба), отвечает взаимностью любящему…

Что и говорить, ситуация, в которую я влез, располагала к подобного рода мыслям — она представлялась мне перепутанным клубком: Софья, Марлинский, Теофиль, Лика, Серж… — эти все отношения, в коии я неприметно вовлекся, тяготили меня своей мутной невнятностью. Что сулит мне в будущем это? Если это предвестья, скажите — чего? кто со мною играет?.. Можно правда, попробовать смыться от этого, но — в безумии дня вырастала система, обещавшая в будущем стать чем–то вроде?.. Мне чудилось что–то,