Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павла (Груздева) - Наталья Анатольевна Черных

собирателя древностей и первооткрывателя «Слова о полку Игореве», который не-мало занимался историей и древностями мологской земли, Иван Алексеевич был образованнейшим человеком и продолжил отцовские традиции меценатства.

Однажды в селе Верхне-Никульском состоялась встреча графа с 11-летним мальчуганом Федором Солнцевым, которая во многом определила жизненный путь будущего художника. Об этой встрече вспоминал сам Федор Григорьевич Солнцев:

«Наступил памятный 1812 год. Началась Отечественная война с Наполеоном. В эту тяжелую годину набор в армию был особенно большой. В селе остались только женщины, старики да дети. Все держали наготове палки, ухваты и прочее, намереваясь с этим оружием встретить грозного неприятеля-француза. Но французы до нашего села не дошли. Только приезжала к нам русская конница, и крестьяне плели для солдат шептуны. Это обувь, вроде крестьянских лаптей из пеньки, теплая и в то же время удобная для ноги в стремени. Припоминаю, что многие ребятишки, в том числе и я, ложились на землю, и нам казалось, что мы слышим гром пушечной пальбы, раздававшийся под стенами сельской белокаменной церкви. Однажды в село приехал граф И. А. Мусин-Пушкин. Увидев меня среди сельских ребятишек, он спросил:

— Ты Солнцев?

— Я.

Он взял меня за подбородок, повертел и, обращаясь к графине, сказал:

— Посмотри, как природа видна.

Что хотел сказать этим граф, я не знаю. Графиня обласкала меня, подарила разных гостинцев и отпустила».

Загадочная фраза Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина наводит на мысль, что родство между крепостными Солнцевыми и бывшими владельцами села князьями Солнцевыми все-таки существовало. Хотя фамилия Солнцевы в Мологском уезде не была редкостью: мать о. Павла Александра Николаевна — тоже урожденная Солнцева. Но что иначе может обозначать эта фраза: «Посмотри, как природа видна?» И почему в толпе сельских ребятишек граф выделил Федора, прямо спросив его: «Ты Солнцев?» Или графа заинтересовало прежде всего художественное дарование мальчика, с шести лет рисующего пейзажи на берегу реки Ильдь, где он собирал и растирал с водой мелкие цветные камешки, получая таким образом синюю, красную и другие краски? Рисовал Федор и лубочные картинки, и иконы, увиденные им в церкви. Эта была та самая церковь Святой Троицы, где на протяжении более полутора веков будет бережно храниться память о роде Солнцевых.

Отец семейства Григорий Кондратьевич, получивший «вольную» от графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, уехал в Петербург и был устроен служащим в дирекцию императорских театров. Он умер 2 марта 1840 года в возрасте 68 лет и похоронен на Смоленском кладбище. Мать Елизавета Фроловна, простая и добрая женщина, пользовалась большим уважением среди крестьян, воспитала пятерых детей, из которых двое вошли в историю мировой культуры. Эта скромная труженица похоронена на сельском кладбище близ церкви Святой Троицы, в советское время могила ее была забыта.

Только в 1988 году обнаружили местные краеведы, что могила Елизаветы Фроловны Солнцевой сохранилась и — цитирую по районной газете «Вперед» от 15 апреля 1989 года — «ее место знает сельский священник. Оказывается, на протяжении 150 лет священники оберегали могилу, и каждый священник, умирая, передавал ее следующему».

Этим сельским священником и был отец Павел, который со дня своего назначения на приход села Верхне-Никульского 7 марта 1960 года стал как бы «хранителем памяти», а точнее, продолжал им оставаться: «Вера — это память».

«Отец Павел как-то особо относился к могиле матери художников Солнцевых, — рассказывают о батюшке. — Могила была ухожена, очень приметная».

Первые свои золотые медали и Федор, и Егор Солнцевы получили за картины, воспевающие родные места: село Верхне-Никульское, заливные луга Мологи… Дипломная работа выпускника Петербургской Императорской Академии художеств Федора Солнцева называлась «Село Верхне-Никульское, крестьянское семейство за обедом», а пейзажное полотно его брата, выпускника той же Академии — «Вид окрестности Мологи вечером при закате солнца, с возвращающимся с пастбища стадом».

Воспоминания детства — деревенский быт, игры на заливном лугу возле реки Ильдь, где после разлива вили в траве гнезда иволги, по-местному их так и звали — «луговики» таинственные остатки княжеской усадьбы на горе со старым запущенным садом и полуразрушенным домом, запах скошенного разнотравья, где каждая трава имеет свой аромат — оттого-то мологские коровы давали до 20 литров молока в день, и уже в то время велись научные разработки по заготовке сена и клевера в пойме Мологи — всё это, приумноженное талантом молодых художников, жило, дышало и зачастую невидимо присутствовало на их картинах.

Неслучайно также Федор и Егор Солнцевы прославились великолепными работами — образами Исаакия Далматского, Спасителя и Апостола Петра в мозаике — выполненными ими в главном кафедральном Исаакиевском соборе в Петербурге. Это высокохудожественное церковное чувство зародилось еще в детстве — под сводами «сельской белокаменной церкви» Святой Троицы.

Мусины-Пушкины, которым принадлежало село Верхне-Никульское со всеми окрестными деревнями и крестьянами в первой половине XIX века, здесь никогда не жили — их имения Иловна и Борисоглеб находились на реке Мологе. Старинный княжеский дом первых владельцев села Солнцевых разрушился, а после отмены крепостного права крестьяне стали приобретать земли и строить дома на левом высоком берегу реки Ильдь. Та часть села, что находилась в ложбине на правом берегу, постепенно исчезла совсем.

К началу XX века Верхне-Никульское представляло собой богатое село с хорошо построенными добротными домами, украшенными резными наличниками и кружевной отделкой карнизов, со старым княжеским липовым парком. В селе было 260 человек жителей, а в целом приход села Верхне-Никульского насчитывал более двух тысяч крестьян близлежащих деревень: Борки, Глинники, Плес, Григорово, Малый и Большой Залом, Середка, Александровка, Великово, Высоково, Угол, Грибово и другие. Богослужение в церкви Святой Троицы никогда не прерывалось, даже в трагический переломный 1918 год, когда вспыхнули восстания на мологской земле.

«У меня дядя рассказывал, — вспоминает один из старожилов этих мест. — В Марьино был центр восстания. Когда его подавили карательные отряды — латышские стрелки — прокатилась волна расстрелов. В Марьино церковь сразу же закрыли в 18-м году после восстания. В Веретее расстреляли 13 человек. Священника держали три дня под арестом, хотели казнить первого. Но он всенародно отрекся от веры — умер потом в 47-м году. От Верхне-Никульского до Марьино километра