Три путешествия к Берингову проливу - Лев Борисович Хват

американских полярников вспомнилась мне, когда мы прогуливались по широкой улице поселка Тикси. Из здания школы выбежала ватага ребятишек и с веселым криком бросилась врассыпную. Грузчик с фигурой атлета перехватил на бегу девочку лет восьми и усадил ее на плечо. Крошка, ухватясь обеими ручками за голову в красной чалме, взмахивала тонкими беленькими косичками: «Ой, дядя Василий! Ой, боюсь!..» Вокруг, как птички, прыгали ее подружки. Одна, осмелев, уцепилась за рубаху грузчика: «И меня, и меня!..»　

В Тикси росло новое советское поколение. Многие из ребятишек родились здесь, в полярном поселке; они еще не видели железной дороги, но превосходно знали пароходы, ледоколы и самолеты.　

Вечером гостей пригласили в тиксинский клуб. Выступали местные певцы, музыканты, танцоры. Драматический кружок показал мольеровского «Лекаря поневоле». Постановка шла в костюмах и при декорациях.　

Арктический городок рос на глазах. Сооружалась механизированная гавань, строились новые дома, закладывались парники. «В будущем году мы снимем первые овощи», — обещали тиксинские женщины.　

Было далеко за полночь, когда протяжные гудки ледокола внезапно вызвали нас на берег. Там ожидал катер. Второй штурман жестами торопил нас.　

— Что случилось?　

— Идем в сквозной поход к Тихому океану, в бухту Провидения, — торжественно объявил штурман.　

Сквозное плавание через весь Северный морской путь! Мы пройдем между Чукоткой и Аляской; я снова побываю в бухте Провидения, в третий раз увижу Берингов пролив…　

Катер помчался к ледоколу. Высокий тенор затянул:　

Раскинулось море широко,

Лишь берег синеет вдали…

Все дружно подхватили:　

Товарищ, мы едем далеко,

Все дальше от нашей земли…

Спустя час «Иосиф Сталин» взял курс к проливу Санникова, в Восточно-сибирское море.　

В каютах на солнечной стороне люди задыхались; металлическая обшивка ледокола накалялась. Столбик термометра на солнце поднялся до двадцатого деления. «Вот так арктический климат! Ну и море Лаптевых!..» — удивлялись москвичи. А льды вокруг уплотнялись все больше и больше, заполняя все подходы к проливу Санникова. Открылись заснеженные Новосибирские острова.　

Ледокол вошел в пролив, забитый льдом. Три моря советской Арктики остались у нас за кормой: Баренцово, Лаптевых и Карское. На пути к Берингову проливу лежали еще два — Восточно-сибирское и Чукотское.　

Не имея позади каравана, «Иосиф Сталин» успешно форсировал льды. Временами приходилось останавливаться, отступать на четверть мили, чтобы с разбега пробить ледяной барьер. На вторые сутки по кораблю пронеслась весть: «Впереди — чистая вода!». До открытого моря было не более пяти километров. Они то и оказались самыми трудными. Ледокол с полного хода взбирался на мощное поле, подминал и крушил его, а через минуту-другую застревал в густой каше обломков. Опять стучала ручка машинного телеграфа: «Задний ход». И снова на полной скорости двигался корабль, чтобы разбить ледяную преграду, вставшую перед видимым разводьем. Пять километров потребовали двенадцати часов тяжкого труда экипажа. К завтраку в кают-компанию спустился бледный и осунувшийся капитан:　

Вошли в Восточно-сибирское море, — сказал он.　

Прошел месяц, как мы оставили Мурманск. Корабли экспедиции уже возвращались из Арктики в Архангельск и Мурманск, на пути пополняя трюмы грузами. На востоке разгружались караваны, проведенные из Карского моря «Иосифом Сталиным», «Литке» и «Ермаком». Яна, Индигирка, Колыма становились оживленными транспортными артериями. Арктические моряки доставили хлеб, машины и товары для населения Заполярья, для строителей портов, поселков и рудников.　

«Иосиф Сталин» приближался к Чукотскому морю. На траверзе острова Айон в полночь послышались зычные гудки. Встречным курсом шел ледокол «Лазарь Каганович». Лидер ледовой проводки восточной части Арктики приветствовал флагмана полярного флота. На мачтах взвились флаги.　

— У меня для прессы есть интересная информация, — сказал журналистам Еремеев. — Минувшей ночью мы прошли мимо острова Айон. Известно вам, что там случилось этим летом? На мысе Шелагском, у побережья Чаунской губы, полярная станция существует пять лет, коллектив там подобрался дружный. И вот двое полярников — метеоролог и радист — по своей инициативе договорились с товарищами и к началу навигации перебрались с мыса Шелагского на остров Айон.　

— Там зимовал Амундсен на «Мод»?　

— Правильно!.. Так вот эти двое организовали на Айоне временные метеорологический и гидрологический наблюдательные посты.　

— Кто же заменил их на Шелагском?　

— Оставшиеся полярники отлично справляются сами. А пункт на Айоне очень важен для навигации: мимо острова проходит много кораблей.　

— А как зовут этих двух? — спросил я.　

— Метеоролог Ситников и радист Литвинов.　

— Имена неизвестны?　

Еремеев порылся в пачке радиограмм.　

— Есть… Литвинов Василий…　

Василий Литвинов! Вот куда попал арктический радист, мой товарищ по плаванию на «Сталинграде» за челюскинцами… «Отыскался след Тарасов!».　

Наши судовые радисты подготовили мне сюрприз. Вечером меня пригласили в, радиорубку:　

— Можете переговорить со своим другом. Мы вызвали Айон…

Я приветствовал Литвинова и его товарища, интересовался, как они устроились на острове. Литвинов рассказал: «Живем, как в сказке о золотой рыбке — у самого синего моря… Правда, не в избушке, а в простой палатке. Проведем на Айоне четыре месяца, потом вернемся на Шелагский…» Я спросил: «Когда же на Большую Землю?» Литвинов отстучал: «Как-то об этом и не думается. Поживу еще: в Арктике, а на материке успею осесть под старость…»　

Благородную инициативу и понимание государственных интересов проявляли не одни только полярники мыса Шелагского. В северной части Карского моря, почти у семидесятой параллели, находится островок Домашний; обычно он окружен непроходимыми льдами. Здесь, на этом далеком островке, жили и работали трое советских людей: супруги Харитонович и моторист Андреев. В эту навигацию их должны были сменить и вывезти на материк, но ни «Сибиряков», ни мощный «Ермак» не смогли пробиться к Домашнему. Узнав, что за ними собираются послать самолет, полярники запротестовали: «Специальный рейс обойдется слишком дорого; мы согласны провести на Домашнем еще один год, продуктов у нас хватит…» На острове Белый в дни, когда мимо архипелага Норденшельда шли караваны, молодая радистка Козловская бессменно держала круглосуточную вахту, обеспечивая связь с кораблями. Об этих людях писали столичные газеты, передавало московское радио, и отовсюду к ним текли теплые приветствия.　

Мы приближались к конечной цели плавания. Проливом Лонга ледокол вышел в Чукотское море. Над побережьем сгустился туман. В серой мгле скрылись мыс Шмидта, Ванкарем, Колючинская губа — зловещая ловушка самолетов и кораблей. «Иосиф Сталин» двигался вдоль северного берега Чукотского полуострова.　

Пять лет назад к этой далекой северо-восточной окраине СССР были прикованы мысли миллионов людей. В нескольких десятках миль севернее нашего маршрута на дне Чукотского моря лежит затонувший «Челюскин». Сюда слетались со всех сторон советские пилоты. Самолеты опускались в ледовом лагере и вывозили на материк