Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин

…И снова читавший оторвал глаза от приказа. В смутном сумраке лица бойцов казались угрюмо суровыми. Листок задрожал в руке командира. Тихо и торжественно он произнёс:

«Сегодня нам, воинам Волховского фронта, Верховный Главнокомандующий Красной Армией, великий вождь и полководец товарищ Сталин приказал: решительным, смелым, дружным ударом, совместно с войсками Ленинградского фронта окружить и уничтожить ненавистного врага, разбить вокруг Ленинграда, города-героя, колыбели нашей свободы и независимости».

Какое-то мгновение люди ещё молчали, словно продолжали вслушиваться в отзвучавшие слова приказа. Потом рты их открылись, и командир приглушённо крикнул:

– Тихо, орлы, тихо!

И бойцы закричали «ура» шёпотом, потрясая автоматами над головой.

Землянка командира полка была битком набита людьми. Они спали, подложив под голову противогазы, подняв лохматые воротники полушубков. Начальник штаба смирно сидел в уголке, что-то обдумывал, вышагивая по карте жестяным школьным циркулем.

Майор Казаков ходил между спящими, перебрасываясь короткими фразами со своим заместителем. Ходить было неудобно, но сесть и отдохнуть он не мог. Внутреннее волнение срывало его с места, и он всё шагал и шагал из угла в угол, бессонный, озабоченный.

Последними в землянку влезли корреспонденты фронтовой газеты. Казаков хмуро посмотрел на них и спросил коротко:

– Ели?

– Да!

– Ну, ложитесь отдыхать, сейчас делать ещё нечего.

И снова потекла длинная эта ночь, тихая и от того по-особому тревожная. Люди спали и не спали, полные беспокойства и ожидания. Все были уверены, что в шесть часов начнётся артиллерийское наступление, и слушали ночь. Иногда кто-нибудь, только что сладко похрапывавший, вдруг вскакивал, торопливо доставал часы и, разглядев стрелки, недоумённо и молча переводил глаза на усталое, небритое лицо Казакова. Оно было сосредоточенно и спокойно, а между тем было уже шесть. До семи ещё ждали, потом решили, что боевой приказ как-то изменён, и заснули уже по-настоящему. А Казаков всё ходил, сутуля широкие плечи, открывал дверь, смотрел на белые январские звёзды, на заиндевелые сосны – такие родные, русские, понятные с детства.

Совсем рядом, за кольцами минных полей, за глинобитными стенами и земляными валами, за колючей проволокой и надолбами сидели в Круглой Роще немцы, уверенные в своей безопасности. Глубокие траншеи, многонакатные пушечные дзоты закрывали к ним путь.

Дивизия полковника Полякова была нацелена на Рощу Круглую. Казаковский полк прорыва бил в центр этой крепости.

Ещё в августовско-сентябрьских боях 1942 года роль Рощи Круглой в системе вражеской обороны была выяснена в полной мере. Размещаясь на возвышенности, эта роща северной своей опушкой выходит на ровную низменность синявинских торфоразработок, лишённую какой бы то ни было растительности. Восточный край её проходит по топкому болоту, окаймляющему речку Чёрную, западный прикрыт болотами и укреплениями рабочего посёлка № 7. От основного лесного массива она отделена трактом, идущим из Синявино на Путилово и являющимся ближайшей рокадой немецкой обороны.

Хорошо укреплённая, прикрытая минными полями, эта роща в августо-сентябрьской операции 1942 года стала камнем преткновения на пути 3-й гвардейской дивизии, ударившей по ней в лоб. Полк подполковника Юлдашева, поддерживавший тогда 3-ю гвардейскую, вышиб немцев из Восьмого посёлка, но дальше продвинуться не смог.

Вся иссечённая нашей артиллерией и гвардейскими миномётами, усеянная трупами гитлеровцев, Роща Круглая тогда всё-таки устояла. Подполковник Венглер, отъявленный эсэсовец, командовавший гарнизоном Круглой, за эту оборону получил рыцарский крест и был произведён приказом Гитлера в полковники. Как ключевая позиция, имеющая исключительное значение в системе немецких укреплений, сама Роща Круглая получила в немецких бумагах официальное название Первого бастиона.

Потеряв в сентябрьских боях более 50 000 отборных войск, немцы решили застраховать себя на будущее. Они развили сильную и без того оборону, возвели новые стены такой толщины, что в них размещались целые блиндажи; за стенами шли проволочные заграждения в четыре кола, за ними – траншея полного профиля с земляным валом в нашу сторону. Почти сразу же за этим валом расположились дзоты, соединённые между собой траншеями. Дальше в глубину рощи расположились жилые блиндажи, стоящие любого дзота по своим укреплениям. Врытые в землю, они прикрывались сверху пятью-шестью накатами брёвен, на которых были уложены камни и броневые плиты. Всё это покрывал полуметровый слой земли.

Из двух амбразурных дзотов глядели пушки, на открытых площадках стояли крупнокалиберные пулемёты, батареи шестиствольных миномётов притаились в центре рощи.

Наученные горьким опытом, немцы располагали пулемётные амбразуры вровень с землёй, спасаясь от наших орудий прямой наводки.

Командир 227-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенант фон Скотти держал в Роще Круглой свой лучший 366-й гренадерский полк под командованием полковника Венглера. С немецкой скрупулёзной педантичностью Венглер укрепил и защитил огнём и всеми мыслимыми препятствиями каждый вершок «Первого бастиона». Он очень не хотел терять ни рыцарского креста, добытого ценой кровавых потерь полка, ни тем более своей жизни. А Гитлер приказал «держаться до последнего солдата, но Первый бастион не сдавать ни при каких обстоятельствах». Поэтому Венглер всё предвидел и всё учёл. И был спокоен.

А майор Казаков так и не заснул в эту ночь. Он думал о многом – о своих батальонах, о немецких укреплениях, о том, что на голый наст торфяника людей надо выпускать в белых комбинезонах, а не в полушубках; думал он и о Венглере, который был спокоен. Командующий фронтом генерал армии Мерецков, пожалуй, думал тоже об этом. Часовая стрелка подходила к девяти, и по немецким понятиям время для начала наступления уже прошло, а с русской стороны доносились только хлопки одиночных выстрелов, обычные во всякое время.

В семь часов по берлинскому времени, когда стрелки наших часов показали девять ноль-ноль, унтер-офицер 10-й роты 366-го гренадерского полка Иоганнес Теннессен сел пить свой утренний эрзац-кофе и уже поднёс было ко рту хлеб, намазанный маргарином, как от страшного удара крякнул и расселся на стороны крепкий блиндаж, и с потолка, сквозь брёвна всех пяти накатов, потекла земля. Оглушённый унтер пополз было на карачках к выходу, но новый чудовищной силы взрыв своротил на сторону толстые перекрытия и отбросил его в угол. Дальше уже Иоганнес Теннессен перестал соображать. Чёрные вихри земли и древесной трухи гуляли над Рощей Круглой, закрывая небо, бешеный свист осколков прорезал натужный яростный вой снарядов. Русская артиллерия била беглым огнём.

…И ржавых высоток горбы

До самой Невы шевельнулись

От артиллерийской пальбы.

Взревели над Рощею Круглой

И свистнули сталью столбы

И траурным парусом вспухла

Земля, становясь на дыбы,

И низкое солнце потухло.

Ровно в девять ноль-ноль батарея старшего лейтенанта Хроменкова, кавалера ордена Отечественной войны I степени, открыла огонь поорудийно. Первый выстрел гаубицы,