Всемирный потоп - Адам Туз

11 декабря 1918 года в своей импровизированной речи в Бристоле Ллойд Джордж сделал самое провокационное заявление за всю предвыборную кампанию «цвета хаки». Когда речь зашла о репарациях, он сообщил ликующей толпе, что немцам не удастся легко отделаться — «мы проверим, что у них в карманах»[713]. Столь популистское заявление, отмечали критики премьер-министра, привело к катастрофе на Версальской мирной конференции. Если считать это высказывание простой демагогией, можно упустить из виду реалии финансового кризиса и беспрецедентную глубину социального конфликта. Несмотря на все разговоры левых лейбористов о вильсоновском мире без контрибуций, репарации были не просто предметом разногласий между левыми и правыми. Для того чтобы выплата военных долгов не сделала тщетными все усилия по созданию более справедливого общества, в котором обеспечены государственное образование, социальное страхование и государственная жилищная программа (а именно эту повестку дня разделяли новые либералы и социалисты-реформаторы по всей Европе), требовалось найти дополнительные источники финансирования. Джон Мэйнард Кейнс, ставший позже одним из наиболее ярых критиков репараций, признавал весной 1919 года, что «чувствительный для населения вопрос о контрибуциях… не основывался хоть на каких-то разумных расчётах того, сколько на самом деле сможет заплатить Германия». Вопрос исходил из «обоснованного понимания невыносимости ситуации», с которой столкнутся европейские победители, если Германия не возьмёт на себя значительную часть этого груза[714]. Когда отец британской системы социального страхования Ллойд Джордж говорил, что при сборе репараций надо будет проверить содержимое карманов немцев, то тем самым он давал понять обеспокоенным налогоплательщикам, принадлежащим к среднему классу, что этот новый груз им не придётся нести в одиночку.

Конечно, для критиков Ллойда Джорджа это было именно демагогией: увязать пенсии вдов с германскими репарациями. Либеральный мир вполне вписывался во внутренние реформы, при условии что у правительства хватало смелости обложить высокими налогами собственные состоятельные элиты[715]. Вопросы налога на капитал, налога на имущество в противовес налогу на доход в 1919 году широко обсуждались в Британии, равно как во Франции и Германии. Ему уделяли серьёзное внимание самые влиятельные экономисты современности, включая специалистов Казначейства Её Величества, этого бастиона экономической ортодоксии[716]. Деятельность Клемансо и Ллойда Джорджа до войны свидетельствовала о том, что ни тот, ни другой не упускали случая залезть в кошелёк к богатым. Но для осуществления столь радикальных мер требовалась такая широкая коалиция либералов и лейбористов, которую даже не рассматривали ни французские социалисты, ни британские лейбористы. Именно неспособность левых сформировать конкурентоспособное альтернативное большинство делала невозможными более радикальные варианты финансирования.

В любом случае то, что налог на капитал не получил широкого распространения, не означало, что европейскую элиту оставили в покое. Повсеместно налоговые ставки достигли беспрецедентного уровня. Несмотря на неудавшиеся намерения «выкупить» революцию, используя инфляцию или налогообложение, одним из последствий Первой мировой войны стало начало беспрецедентного выравнивания размеров богатства по всей Европе. Это изменение затронуло не одну страну. Ни одной из ведущих европейских стран, участвовавших в войне, не суждено было остаться такой, какой она была прежде.

Более того, это был взаимосвязанный процесс. Через репарации и огромные международные долги, накопленные во время войны, правительства и общества европейских стран оказались взаимозависимыми как никогда. 27 мая 1919 года незадачливый министр финансов Франции Луи Люсьен Клоц выступал в палате депутатов с предложением утвердить болезненное повышение налогов, чтобы показать «нашим союзникам, что Франция всё ещё помнит, как следует приносить жертву, если того требует ситуация, а потому заслуживает… выполнения соглашений в военной, экономической и финансовой областях, которые обеспечили победу права над силой»[717].

Налогообложение переставало быть вопросом, касавшимся лишь одной страны. Одно из решений этой дилеммы состояло в том, чтобы обложить Германию тяжёлыми репарациями. Но это был не единственный способ. США и Антанта победили в войне в результате сотрудничества. Для особо сильно пострадавших в войне экономик главная надежда была на то, что эта взаимопомощь будет продолжена и в мирное время. В 1918 году Британия и Франция предложили планы послевоенной организации экономики, которые обезопасили бы их на период восстановления[718]. В этих планах предусматривались беспрецедентные обязательства перед населением своих стран. Как отмечал французский социалист Леон Блюм, впервые в истории воюющие государства пообещали своим гражданам возместить нанесённый им ущерб[719]. Это имело последствия как на мировой арене, так и в самих этих странах. Именно в этом духе французский министр торговли, солидарист и социальный реформатор Этьен Клементель писал в декабре 1918 года Клемансо, выражая свою уверенность в том, что «наш новый союзник, США, обязательно придёт к этому образу мысли и согласиться с тем, что полное восстановление Севера Франции и Бельгии в основе своей представляет общую изначальную цель, стоящую перед экономическим объединением свободных народов»[720]. Это предстояло проверить в Версале.

Часть III. Несостоявшийся мир

13. Заплатки на мировом порядке

18 января 1919 года в Зеркальном зале дворца Людовика XIV в Версале под Парижем начала свою работу долгожданная мирная конференция. Пятьдесят лет назад именно здесь был провозглашён первый император новой Германии. Казалось, должно быть очевидным, что в условиях, когда в Центральной Европе разгорается революция, а 12 млн солдат из Америки и стран Антанты стоят на границах поверженной Германии в ожидании демобилизации, начинать следует с обсуждения общих вопросов европейского мира. Но тремя неделями раньше президент Вильсон, находившийся в Британии в ходе своего европейского вояжа, дал ясно понять, что не согласен с подобной расстановкой приоритетов. Америка, заявил он своим английским слушателям, «теперь не интересуется европейской политикой» или «просто миром в Европе». Америку интересует «мир во всём мире»[721]. И будто для того, чтобы указать старому миру его место, 25 января Высший совет принимает своё первое решение не о том, чтобы начать работу конференции с обсуждения ситуации в Европе, а о том, чтобы создать Комиссию из представителей пяти великих держав — США, Великобритании, Франции, Италии и Японии при участии делегаций Китая, Бразилии, Сербии, Португалии и Бельгии — для выработки проекта Статута Лиги Наций. На своё первое заседание Комиссия в полном составе собралась в понедельник 3 февраля в номере 351 отеля «Крийон» в апартаментах полковника Хауса, окна которых выходили на площадь Согласия. Ещё в конце XVII века начались разговоры