Всемирный потоп - Адам Туз

о создании Лиги мира. Теперь первый проект Лиги Наций был подготовлен за две недели в ходе десятка заседаний, проходивших по вечерам и продлившихся в общей сложности, наверное, 30 часов. 14 февраля измождённый Вудро Вильсон представил первый проект Статута на пленарном заседании мирной конференции, проходившем в заполненном зале на Кэ д'Орсэ. После внесения поправок, продолжавшегося несколько месяцев, этот проект составит первую часть Версальского договора.

Как заметил по этому поводу один из биографов Вильсона, «14 февраля 1919 года будет казаться самым важным днём, к которому Вильсона как нельзя лучше подвела вся его жизнь»[722]. Вильсон намерено занял место в центре событий, взяв на себя ведение всех заседаний Комиссии, за исключением одного. Это был час его триумфа, который обернётся поражением. Надежды президента на создание нового мира, если верить тому, что рассказывали вильсоновские пропагандисты, разбились об алчность Европы и Японии[723]. Именно они сумели настолько исказить президентскую концепцию, что она стала лёгкой добычей для врагов Вильсона в самой Америке. Но рассказ о создании Лиги Наций как о результате крестового похода Вудро Вильсона против пороков старого мирового империализма не выдерживает критики. В нём нет признания того факта, что в начале 1919 года Британия, Франция и Япония хотели провести конференцию, чтобы найти ответ на вопрос, каким должен стать новый мир. У каждой из этих стран были свои интересы, которые они были готовы защищать, и цели, к достижению которых они стремились, но они были крайне ослаблены войной и волнениями, охватившими всю Евразию. Было очевидным, что империалисты уже не смогут действовать так, как они действовали до войны. Эпоха империалистической Weltpolitik оказалась катастрофически опасной. И не потому, что пустопорожние разговоры о Старом Свете или «традиционном» империализме при прямом соперничестве между крупными державами во всех уголках мира превратились в укоренившуюся привычку. Это относилось ещё к 1880-х годам. Британия, Франция и Япония не в меньшей мере, чем американская делегация, стремились к созданию нового порядка, обеспечивающего безопасность. Работая над проектом Статута Лиги Наций, они надеялись услышать от Вильсона ответ на основополагающий для послевоенного мира вопрос: чего им ожидать от Соединённых Штатов? Полученный ответ оказался несвязным. Для наиболее проницательных критиков определяющей чертой Лиги Наций был не её интернационализм, не логика имперской власти, которую она маскировала, но её неспособность реагировать на вызовы XX столетия созданием понятной новой модели территориальной или политической организации[724]. Сам Вильсон настаивал на том, что Статут Лиги не должен носить ограничительный характер, «быть смирительной рубашкой». Статут должен стать «инструментом власти, но таким инструментом власти, который может применяться по усмотрению тех, кто им пользуется, и с учётом изменяющихся обстоятельств времени»[725]. Вопрос, которым задавался весь остальной мир, заключался в том, по чьему усмотрению будет использоваться эта власть, кто будет ей распоряжаться.

I

Вильсон и его окружение считали, что важная линия фронта с европейцами была уже определена в конце 1918 года. Когда в начале декабря американский военный корабль «Джордж Вашингтон» с направлявшимся в Европу президентом на борту пересекал Атлантику, отношение к старому континенту в близких к Вильсону кругах было жёстким. Вильсон был возмущён тем, что Британия выступает против «свободы морей», он яростно поносил планы Франции, Великобритании и Италии «вывезти из Германии всё», что возможно. Вильсон был «категорически против». Он говорил приближённым журналистам: «Моё заявление о том, что это должен быть «мир без победы», сегодня важнее, чем когда бы то ни было»[726]. Чем ответит Старый Свет?

29 декабря премьер-министр Клемансо выступил в палате депутатов. На протяжении нескольких месяцев его забрасывали вопросами. Поддержит ли правительство «14 пунктов»? Поддержит ли оно создание Лиги Наций? Клемансо, в отличие от Вильсона и Ллойда Джорджа, продолжал упорно молчать о целях войны. Теперь наконец-то он набросился на своих критиканов[727]. Отдав дань уважения надеждам, связанным с Лигой Наций, он заявил, что основы безопасности остаются прежними.

Франция должна обеспечить свою военную мощь, оберегать свои границы и поддерживать союзников. Вот так своим коротким высказыванием французский премьер-министр определил ход грядущей дискуссии. Для Джозефа Тумулти, руководителя аппарата президента Вильсона, выступление Клемансо стало подтверждением неоднозначности решения Вильсона лично присутствовать на Парижской конференции. Всё было готово для «окончательного решения вопроса о балансе власти и Лиге Наций»[728]. Но согласиться с мнением Вильсона о Клемансо означает упустить самое главное. Клемансо был не простым сторонником старой школы Realpolitik. Система трансатлантической безопасности, о которой он думал, не была ни старомодной, ни реакционной. На самом деле она не имела аналогов в прошлом[729]. Начиная с весны 1917 года Клемансо говорил об уникальной исторической возможности создания союза трёх великих демократий, который приведёт к миру, стоящему на «защите справедливости»[730]. Клемансо скептически относился к разговорам о разоружении и к арбитражу как панацее. Но больше всего в связи с Лигой Наций его тревожило то, что это позволит Британии и Соединённым Штатам уйти в самодостаточную изоляцию, оставив Францию в одиночестве. Чтобы избежать такой перспективы, мыслящие в международном масштабе французские республиканцы, такие как представитель Франции в Комиссии Лиги Наций Леон Буржуа, настаивали на том, что Лига должна стать многосторонним демократическим союзом с широкими полномочиями по обеспечению коллективной безопасности. На тот момент действительно сильная концепция международного сотрудничества, поступившая на рассмотрение Комиссии Лиги Наций в начале февраля 1919 года, была предложена не Вильсоном, а представителями Французской республики[731].

Для Британии стратегические отношения с Соединёнными Штатами были не менее важны, чем для Франции. По выражению Ллойда Джорджа, «в реальности» Лига Наций как организация, обеспечивавшая мир во всём мире, должна опираться на «сотрудничество между Великобританией и США»[732]. По сравнению с французами, британцы предпочитали самую простую организационную структуру Лиги Наций именно потому, что хотели использовать её в качестве гибкого инструмента построения своих отношений с Вашингтоном. В глазах французов предложение британцев было совершенно новым. Стратегическая концепция подобного масштаба не появлялась с 1494 года, когда Испания и Португалия произвели раздел Нового Света, заключив Тордесильясский договор. Французские и германские обозреватели считали, что создание подобного англо-американского кондоминиума в перспективе будет означать конец Европы как независимого центра мировой политической власти[733].

А что же четвёртая великая держава? То, что в 1919 году японский империализм был осуждён в ходе «спора вокруг договора» в Конгрессе, наносило непоправимый ущерб репутации Версальского договора. У Японии было плохое прошлое. Последним подтверждением агрессивности Японии была готовность, с которой она осенью 1918 года направила в Сибирь свою