Буря в полдень - Антанас Томасович Венцлова

«Мне кажется, что общий камертон литовской поэзии — это камертон народного слова, народной песни. Вообще литовская поэзия отличается благородством. Ее контролирует сам народ. Чтобы завоевать популярность в народе, надо оставаться народным. В Литве были и футуристы и декаденты, но все это не проникло в гущу народа, все это осталось литературным экспериментом. Там, где писатели не прислушиваются к народному камертону, литература теряет общественное значение».

Поэт высказался против сухой публицистической поэзии.

«Мне кажется, — говорил он, — что лучшее средство для проникновения в душу литовского крестьянина, рабочего и даже интеллигента — соединить в своем творчестве картины природы Литвы с мотивами народного творчества. Это мы и видим в творчестве литовских поэтов — и Венцловы, и Саломеи Нерис, и Гиры, и Корсакаса.

Книга «Живая Литва» вышла, — и это очень хорошо. Книга приятна тем, что в ней доподлинно чувствуются живая Литва, живые люди. Начав великое сотрудничество наций, мы его продолжим и в интеллектуальной области. «Живая Литва» — это первое наше знакомство с литовской поэзией, но очень приятное знакомство».

После этих вступительных слов поэт Иосиф Уткин подробно разобрал сборник, он сказал, что путь литовской поэзии — «это путь, отмеченный именами Донелайтиса{150}, Страздялиса{151}, Дионизаса Пошки{152}, Майрониса, Юлюса Янониса». Он шире коснулся и связи молодой нашей поэзии с народным творчеством, языком, указав одновременно, что истинно народное искусство — это искусство, которое стоит «на высоте современных проблем и интересов своей нации».

О самом сборнике «Живая Литва» поэт сказал следующее:

«…Если каждый литовский поэт, вошедший в этот сборник, отличается своим творческим лицом, то для лица всей книги, бесспорно, характерна одна черта — борьба за живую Литву. И вот еще что характерно для этого сборника — любовь авторов книги к своей родине, к ее природе, ее истории, следовательно, к ее будущему. Эта горячая любовь к родине и ненависть к ее поработителям — порука будущей темы победы. Этой победы дождется литовский народ, и о ней еще напишут литовские поэты».

Далее докладчик охарактеризовал отдельных поэтов, особенно выделив Саломею Нерис.

«На наш взгляд, — сказал он, — литовская нежность, гуманность и, если хотите, скромность литовского народа нашли свое яркое выражение в лирике Саломеи Нерис. Очарование интонации народных песен удачно соединяется в творчестве поэтессы с ее собственным лиризмом, и это, по-видимому, приближает поэзию Саломеи Нерис к вкусам литовских читателей».

Подробнее остановившись на творчестве Людаса Гиры, Костаса Корсакаса и моем, Иосиф Уткин закончил свой доклад следующими словами:

«Сборник «Живая Литва» особенно интересен для нас как барометр общественных настроений Литвы. Этот барометр показывает бурю. Но мы не боимся ее, а вместе со всем литовским народом, с литовскими поэтами ждем ее. Девятый вал народного гнева окажется последним в море фашистского разгула. Вместе с этим девятым валом мы выйдем на берег освобожденной Литвы. Но путь к берегу ведет через тяжелую, жестокую борьбу. Литовский народ готов к этой борьбе. Готовы к ней и литовские поэты, о чем свидетельствует сборник их творчества «Живая Литва».

Мы восприняли слова Иосифа Уткина как поощрение и призыв большого русского поэта смелее осваивать новые темы, энергичней искать новых форм, не отходя от борьбы своего народа и насущных проблем.

На совещании мы читали свои стихи на родном языке, а Уткин читал их в переводах на русский язык.

Поэт и впоследствии интересовался нашей литературой, борьбой литовцев, подвигом Мельникайте{153}, мечтал увидеть своими глазами Литву. Его стихи тогда переводил для московских и американских литовских газет Костас Корсакас. Я был счастлив, когда во время подготовки к печати первого моего поэтического сборника на русском языке «Родное небо» (он вышел в 1944 году) Уткин вызвался написать к нему короткое вступительное слово. Для меня, молодого советского поэта, была очень дорога такая помощь Иосифа Уткина. Готовя этот сборник, я еще несколько раз встречался с поэтом. К сожалению, мне уже не довелось вручить ему вышедший из печати сборник. Летом 1944 года я уехал в освобожденную Литву и больше не увидел в живых Иосифа Уткина. Осенью 1944 года он погиб в авиационной катастрофе. Его безвременная смерть вызвала глубокую скорбь не только у его старых товарищей, но и у всех литовских поэтов.

…Зимой 1943 года — вечером 29 декабря — мы собрались в Московском Доме литераторов. Мы волновались, входя в зал, где когда-то звучали голоса Горького и Маяковского, теперь не раз выступали Толстой и Симонов, Фадеев и Эренбург. В этот вечер литовские и русские писатели и представители общественности Литвы отмечали 125-летие выхода в свет поэмы Кристионаса Донелайтиса «Времена года».

Для участников вечера были напечатаны пригласительные билеты с изображением титульного листа первого советского издания «Времен года» в 1940 году. Для русских читателей Донелайтис тогда представлял своего рода экзотику; его творчество еще не успело войти в обиход литературы советских народов, но уже делало оборонную работу — отрывки о немецких помещиках и колонизаторах передавали по московскому радио и читали на литературных вечерах.

Александр Фадеев открыл вечер, обрисовав положение литовского народа в суровые годы войны и его усилия в борьбе против гитлеризма, а также коротко ознакомил слушателей с литовским поэтом. Он вел вечер. Костас Корсакас в своем докладе подчеркнул те стороны творчества Донелайтиса, которые стали такими актуальными в военное время, в особенности его борьбу против немецких колонизаторов. С большим темпераментом, как и обычно, выступал Людас Гира, он показал значение творческого подвига Донелайтиса для литовского народа в его борьбе за независимость и свободу. На трибуну поднялась Саломея Нерис, замечательные стихи которой постоянно звучали по московскому радио и со страниц многих газет страны. Теперь она читала популярное впоследствии стихотворение, посвященное памяти Донелайтиса: