Пётр Машеров - Славомир Антонович

Первый секретарь ЦК КПБ Белоруссии заслуживал того, чтобы за успехи республики в социалистическом строительстве, за высокие производственные результаты «Звезду» вручили раньше, а не в честь шестидесятилетия со дня рождения. Он понимал, что неслучайно одному первому секретарю вручают награду через пять-шесть дней после указа всенародно, в Кремле, а ему — через пять месяцев в зале приемов ЦК КП Беларуси.

Надо иметь большое мужество, крепкие нервы, чтобы все это выдержать, не сорваться. Другой человек опустил бы руки, а он находил утешение в работе, таил в сердце обиду, никому не показывал свою подавленность, растерянность.

Ряд членов Политбюро хорошо относились к Машерову, в отличие от брежневских приближенных. Например, уважал его «украинский» Щербицкий, хотя временами и завидовал успехам, как он выражался, «малой» Белоруссии. Находил он понимание у секретаря ЦК КПСС Долгих, у Андропова и Громыко, других влиятельных членов Политбюро.

Да, многие люди предрекали, что Машеров станет секретарем ЦК КПСС, членом Политбюро, возможно, сменит Брежнева.

Теперь доподлинно известно, что роль преемника предназначалась другому - Г. Романову, первому секретарю Ленинградского обкома партии, за кем признавали несомненный ум, сильные волевые и профессиональные качества. Именно его, своего ближайшего политического соперника, члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС, в июле 1985 года «в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья» «устранит» будущий генсек - Михаил Горбачев. Дорого обошлось Григорию Васильевичу пребывание в роли будущего преемника. А может быть, он заплатил своей политической карьерой за слабость престарелого Леонида Ильича к сердечным откровениям со своими ближайшими соратниками и иноземными коллегами.

И, конечно же, не только не помышлял он, но был категоричным, очень раздражался, когда слышал высказывания, предложения отдельных товарищей из руководства ЦК КПСС о выдвижении на кремлевский олимп Машерова.

При вручении ему «Звезды» Героя Социалистического Труда в своей речи генсек подчеркнул: «…вы сложились как местный деятель». Тем самым дал понять, чтобы «местный» Машеров не рассчитывал на перевод в Москву. О каких теплых взаимоотношениях между ними можно вести речь хотя бы за два года до гибели Машерова? Разве искренними коллегами по Политбюро расстались они после вручения Минску «Звезды» города-героя? Вот что вспоминает об этом писатель Иван Шамякин:

«Интересный финал нахождения Брежнева в Минске. Вечером был прием в ресторане ”Журавинка”. На двух этажах собралось человек восемьсот. Я сидел недалеко от “президиума” и внимательно следил за гостем: понадобятся детали, как-никак я летописец своего времени. Тост Машерова тезисно повторил его речь.

Брежнев сидел словно отключенный от этого мира, от всего окружающего, как будто прислушивался не к тому, что говорили, а к тому, как ворчит у него в животе, может, и правда у старого что-то болело. Ничего не выпил, даже не поднял рюмки. Ничего не ел, от официанта отмахнулся, тарелка так и осталась чистая. И вдруг, когда мы не успели еще разжевать первую закуску, он, ни слова не говоря, поднялся и пошел к выходу. Естественно, следом ринулись все, кто сопровождал его (один из помощников сидел рядом со мной, бесцеремонно опрокинул три рюмки и аппетитно за обе щеки уплетал еду). За ними - ошеломленные руководители республики…

Подкатили к вокзалу — навстречу из здания выходит Машеров и все, кто успел приехать раньше нас. Поезд отошел. Пожал ли хоть гость руки хозяевам - этого я так и не выяснил. (На перроне Брежнев с Машеровым расцеловались при встрече - в последний раз. В моем архиве сохранилась фотография, запечатлевшая эту сцену. - С. А.). Машеров шел веселый, возбужденный, явно довольный. Чем? “Звездой”? Или тем, что “властелин” отбыл? Почему-то обратился ко мне: “Ну что? Поедем допивать?” “Конечно, поедем Петр Миронович! Столько вкуснятины осталось!» Засмеялся: “Как ты сказал - вкуснятина? Емкое слово. - И к помощнику: - Передайте всем, чтобы возвращались на прием...“

Те, кто был умнее и остались в зале, как мои коллеги-писатели, даром времени не тратили. Появление Машерова встретили радостными аплодисментами. Прием продолжался весело. Про гостя забыли. Пили за Беларусь-партизанку, за “Звезду” Минска, за “Звезду” Первого секретаря. ..»

Полина Машерова дополнила рассказ писателя:

- Брежнев много лет болел, был слабым, недовольным, раздражительным. Выступил со скомканной речью «пык-мык». Затем с помощью помощников прикрепил к знамени города «Звезду» и орден Ленина. За ним выступили представили республики, столицы. Хотя генсек и создавал видимость бодрости тела, духа, мысли, но на концерте в зале Театра оперы и балета сидеть не хотел, своему генерал-адъютанту сказал: «Хочу домой!» Начали сворачивать концерт, пропуская по два номера сразу.

На банкете в ресторане «Журавинка» мы, жены руководителей республики, других официальных лиц, сидели отдельно. На официальном приеме сказали несколько тостов, и руководители республики поехали провожать Леонида Ильича. Нам на прощание он кинул реплику: «А вы продолжайте праздник». Как тут продолжать, если «начальство» уехало?! Правда, быстро все возвратились, но настроение у многих уже было испорчено…

Итак, отношения Брежнева с Машеровым в последнее время становятся все более натянутыми. Возможно, из-за тех (в первую очередь Мазурова), кого генсек хотел устранить, а Петра Мироновича связывали с ними дружба или неплохие отношения.

Страсти вокруг имени Машерова подогревали Н. Подгорный и Д. Полянский, секретарь ЦК КПСС. Брежнев не ставил вопрос о смещении Машерова с должности первого секретаря. При таком высоком авторитете, который тот имел в стране, Белоруссии, это сделать было непросто. С ним считались в Политбюро, советовались. Тем более, не за что было ухватиться, что компрометировало бы его. Для дискредитации, шельмования он не давал оснований: не пил, не строил роскошных дач. Впрочем, каким бы ни был сам Машеров, высокие показатели республики - более важные аргументы. За высокими цифрами не замечались «серость» и малозаметность более поздних руководителей республики. Первого секретаря ЦК КПБ поддерживал Алексей Николаевич Косыгин, чьи идеи и мысли, экономические реформы хотел внедрить в Белоруссии Машеров.

Имя и деятельность бывшего премьера А. Косыгина теперь уже бывшей страны отнюдь не вписываются в рамки упомянутой должности. Его считают «советским» Тито или Дэн Сяопином - идеологом и претворителем экономических реформ в СССР, которые были схожи с югославскими конца 40-х — середины 50-х годов, а также с китайскими и вьетнамскими, начавшимися за два года до кончины отправленного в отставку советского премьера. Он редко улыбался, о нем не слагали анекдотов. Никого с такой симпатией не встречали, как Косыгина. Брежнев ревновал его за гибкий ум, огромную работоспособность.