Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант

Все благословения природы были бы хорошо расходованы. В не слишком большой пропорции, И она не увеличивала запасов своих. 31

В 1637 году настроение поэта омрачилось после того, как утонул его юный друг и соратник Эдвард Кинг. В поминальный том Мильтон включил элегию «Лицидас», задуманную в искусственной пасторальной форме и загроможденную мертвыми богами, но богатую строками, которые до сих пор звучат в благодарной памяти:

Увы! Что за сапоги, в которых он непрерывно заботится. Ухаживать за домашними пастухами,* И строго медитировать на неблагодарную Музу? Не лучше ли сделать так, как это делают другие, Для спорта с амариллисом в тени, Или со спутанными волосами Неары? Слава — это шпора, которую поднимает чистый дух. (Эта последняя немощь благородного ума). Презирать наслаждения и жить в трудах; Но мы надеемся найти справедливое вознаграждение, И думайте о том, чтобы вспыхнуть внезапным пламенем, Идет слепая фурия с отвратительными ножницами, И перерезает тонкую нить жизни.

Джон Мильтон-старший, похоже, считал, что шесть лет неспешного отдыха в Хортоне были вполне заслужены талантом, способным исполнять такие песни. Чтобы увенчать свою щедрость, он отправил сына в путешествие по континенту, оплатив все расходы. Вооружившись слугой, Мильтон покинул Англию в апреле 1638 года, провел несколько дней в Париже (в то время находившемся под военным гнетом Ришелье) и поспешил в Италию. Во время двухмесячного пребывания во Флоренции он посетил слепого и полузаключенного Галилея, познакомился с литераторами, пообщался с академиками, обменялся комплиментами в латинских стихах и написал итальянские сонеты, как будто вырос на берегу Арно или По. В Неаполе его принимал и сопровождал тот самый маркиз Мансо, который дружил с Тассо и Марини. Он провел четыре месяца в Риме, познакомился и понравился некоторым ученым кардиналам, но откровенно исповедовал свою протестантскую веру. Затем снова во Флоренцию, через Болонью и Феррару в Венецию, через Верону в Милан, через Женеву, Лион и Париж в Лондон (август 1639 года).

В более поздних работах он сделал два примечательных заявления о своих путешествиях по Италии. Опровергая инсинуации одного из оппонентов, он писал: «Я призываю Бога в свидетели, что во всех тех местах, где порок встречает так мало отпора и практикуется так мало стыда, я ни разу не отклонился от путей честности и добродетели». 32 И, вспоминая, как итальянские критики хвалили его поэзию,

Таким образом, я начал соглашаться как с ними, так и с различными моими друзьями здесь, дома, и не менее того, с внутренним побуждением, которое теперь ежедневно росло во мне, что трудом и намеренным изучением (которое я считаю своим уделом в этой жизни), соединенным с сильной склонностью природы, я, возможно, оставлю что-то настолько написанное для последующих времен, что они не захотят позволить этому умереть. 33

Теперь он начал задумывать великий эпос, который прославит его народ или его веру и закрепит его имя в веках. Двадцать лет должно было пройти, прежде чем он смог начать ее, двадцать девять — прежде чем он смог ее опубликовать. Между первым периодом его поэзии (1630–40) и вторым (1658–68) он участвовал в Великом восстании и держал перо для войны и прозы.

III. РЕФОРМАТОР: 1640–42 ГГ

В 1639 году Милтон снял холостяцкую квартиру на церковном дворе Сент-Брайд в Лондоне, где он занимался с сыновьями своей сестры. Через год он переехал вместе с ними на Олдерсгейт-стрит. Там (1643 год) он получил дополнительных учеников в возрасте от десяти до шестнадцати лет, питался и учил их, а также получал скромный доход, чтобы восполнить пособие от своего отца. В «Письме к мистеру Хартлибу» (1644) он сформулировал свои взгляды на образование. Он дал этому слову могучее определение: «Я называю полным и щедрым образованием то, которое помогает человеку справедливо, умело и великодушно исполнять все обязанности, как частные, так и государственные, как в мире, так и на войне». 34 Первая задача учителя — сформировать в ученике нравственный характер, «исправить руины наших первых родителей», то есть преодолеть природную порочность человека («первородный грех»), или (как мы должны сейчас сказать) приспособить к потребностям цивилизованной жизни исконный характер, сформированный потребностями охотничьей стадии. Этого, по мнению Мильтона, можно добиться, прививая растущему уму твердую веру во всевидящего Бога и приучая его к самоконтролю с помощью стоической дисциплины. Он подавал своим ученикам пример «усердной учебы и скудной диеты», редко позволяя себе день «праздности и наслаждения». 35 Рядом с религией и моралью должны были идти греческие и латинские классики, которые Мильтон использовал не только как образцы литературы, но и как средства обучения естественным наукам, географии, истории, праву, морали, физиологии, медицине, сельскому хозяйству, архитектуре, ораторскому искусству, поэзии, философии и теологии. Если этот уникальный компромисс между наукой и гуманитарными науками предполагает, что со времен падения Рима в науку было привнесено очень мало нового, то следует отметить, что это было в основном верно, за исключением Галилея; даже у Коперника был греческий предшественник в лице Аристарха. Более того, Мильтон предлагал также знакомить своих учеников с некоторыми современными текстами по науке и истории и даже с некоторыми живыми примерами в практических искусствах; он надеялся привести в свою аудиторию охотников, мореплавателей, садовников, анатомов, апотекариев, инженеров, архитекторов, чтобы передать им новейшие знания в их областях. 36 Значительное время он отводил музыке и драматическому искусству, полтора часа в день — атлетическим упражнениям и боевым играм. «В весенние сезоны его ученики «отправлялись в