Полдень XXI век 2005 № 03 - Самуил Аронович Лурье

class="p1">Попытка же включить в рамки фантастического допущения вообще любой вымысел превращает само это понятие в избыточное: фантастика разворачивается во всю художественную литературу. Неудивительно, что порою раздаются призывы считать фантастами «не только Булгакова, но и Свифта, Гоголя, Пелевина, Гомера, Мильтона и, разумеется, Паниковского»[7].

К тому же, невнятицу в поиски приемлемого критерия определения вносит именно разнообразие существующих направлений в фантастике — от твёрдой НФ до фэнтези.

Так ведь и это ещё не всё! Произведение, содержащее едва ли не образцовое фантастическое допущение, отнюдь не обязательно будет отнесено к фантастике.

Можно сколь угодно изощряться в остроумных насмешках над «боллит-рой» и «букеро-водочными» премиями, или, наоборот, всеми правдами и неправдами стремиться в ряды «мэйнстримщиков» и «магических реалистов», — однако любая модель поведения здесь будет лишь рефлексией, вызванной не выявленным раздражителем.

Нет, серьёзно! Почему «Ульфила» Хаецкой или «Шутиха» Олди — фантастика, а «Римский медальон» Д'Агата или тот же павичевский «Хазарский словарь» — нет? На основании чего из всех фантастов США в «боллитру» был делегирован не Брэдбери или Шекли, а именно Воннегут? Присуждение в нынешнем году «АБС-премии» «Орфографии» Д. Быкова вызвало немало пересудов, а роман О. Дивова «Толкование сновидений» был легко воспринят именно как фантастический, хотя от фантастики в нём, по большому счёту, только талант автора.

Замечу здесь, что «АБС-премия» остаётся, пожалуй, единственной в пространстве Фэндома наградой, доступной авторам, не позиционирующим себя как фантасты. Во всех иных случаях таковые оказываются неизбежно в хвосте итоговых релизов, даже при включении их в номинационные списки. Примеров тому — тьма.

Но и ограничивать фантастику рамками Фэндома также неверно: существует изрядное количество авторов, не имеющих ни малейшего отношения к конвентам и премиям, однако, безусловно, являющихся фантастами. Это, я полагаю, не требует долгого разбирательства.

Принадлежность к фантастике есть факт самоидентификации автора? Похоже, да. Веллер или Пелевин не изменили своему творческому кредо ни на йоту, однако к фантастам себя не относят уже давно. С другой стороны, в цитированном выше сборнике «Перпендикулярный мир» Ю. Буркин и О. Дивов представлены сугубо реалистическими текстами, оставаясь при этом именно писателями-фантастами. В своём эссе «Возможна ли христианская fantasy» Е. Хаецкая замечает: «Переход из одного мира в другой равносилен эмиграции, и писатель-фантаст, оказавшийся в стане «мэйнстримщиков», мгновенно теряет все свои очки»[8]. При этом уровень текста, замечу ещё раз, роли не играет. Срабатывает идентификационная система «свой-чужой», и, не получив должного отзыва, отдаёт команду на уничтожение.

Таким образом, критерий внутренней самоидентификации лишь подтверждает существование проблемы, но не даёт возможностей для её решения.

Что ж, попробуем в поисках ответа погрузиться в историю.

Похоже, «отцом-основателем» здесь всё же является Жюль Верн — графоман-скорописец, вот уж скоро два века владычествующий над душами читателей. Однако. В корпусе написанных Верном текстов собственно фантастические вещи остаются в меньшинстве: «чистых» путешествий и приключений куда больше, да и сам он воспринимался современниками лишь одним из многочисленных авторов романов-фельетонов, пишущим преимущественно для подростков. Отсюда — технические и естественнонаучные подробности взамен альковно-шпажных, предназначенных для более взрослой аудитории.

Почин пошёл на ура. Эпигоны процветали. Читатель рвал газеты из рук мальчишек-разносчиков. Бессмертные академики брезгливо морщили носы и втайне завидовали. В Академию Жюля Верна не приняли.

Примерно в ту же пору, на другом конце света щуплый человечек с тоненькими усиками, бледным высоким лбом и горящими глазами писал совсем иные произведения — не длинные новеллы мистического плана. Звали его Эдгар Аллан По[9]. Его волнующая филигрань была одинаково далека и от европейского романа-фельетона, и от жюльверновского науч-попа, и уж, всяко, от похождений бравого Ната Пинкертона. В основе его творчества лежали, безусловно, готический роман, откровения духовидцев и народные предания.

Эдгар По, разумеется, тоже не обошелся без подражателей. Процесс пошёл.

Верн, таким образом, является родоначальником sciences fiction со всеми более поздними ответвлениями, от космооперы и киберпанка до фантастического боевика, По же — безусловный патриарх fantasy, мистики, хоррора и т. д.

Но. Едва ли уместно относить всех их последователей и восприемников к фантастам. То есть, отнести-то не сложно — в рамках отдельной парадигмы, о чём уже упоминалось выше. Куда труднее в этом убедить тех, кто в данную парадигму не входит. И речь ведь идёт не о ретроградствующих литературоведах и не о снобах-читателях — об авторах, которые руками и ногами отбрыкиваются от сомнительной (с их точки зрения) чести называться фантастами.

И наоборот! Тот же С. Витицкий упорно продолжает самоидентифицироваться именно как фантаст — хотя давно мог бы с лёгкостью занять достойное место в другой лиге.

Вообще, в последнее время становится всё заметнее тенденция патентованных «мэйнстримщиков» к явному усилению именно фантастического элемента в их произведениях, в то время, как у многих фантастов замечается дрейф в сторону фантастического минимализма. Причём, несмотря на подобные эксперименты, ни о каком слиянии фантастики и мэйнстрима речи не идёт.

Разные тусовки? Да, безусловно. Однако, как уже говорилось, фантастика отнюдь не ограничена Фэндомом.

Чёрт возьми, тогда в чём же разница? Где этот клятый Фома, поднимите мне веки! Почему человека, взахлёб читающего какого-нибудь Борхеса, ни за какие коврижки не уговорить прочесть… к примеру, Логинова? А с другой стороны, почитатели «Выбраковки» или «Виват, Император!» крайне неохотно соглашаются хотя бы открыть «Укус ангела». Ей-ей, я скоро умом двинусь, пытаясь понять их логику!

Хотя… Минуточку!

Вот писатель Имярек, житель уездного города N, не входивший доселе ни в какие литобъединения и фракции, только что закончивший дебютный роман. Естественно, встаёт вопрос об издании. «В стол» нынче пишут, кажется, лишь законченные мизантропы и неудачники. Так что, в случае, если рождённый текст того заслуживает, какое-нибудь издательство непременно возжелает выпустить его в свет.

Пожалуй, тут-то и начинается самое интересное. Писатель занимается чем? Творчеством. Логично. А издатель? Правильно, бизнесом. Писатель хочет, чтобы его труд был оценен. Издатель хочет, чтобы выпускаемый им продукт был продан. Так что, покупая глянувшуюся книжку, мы приобретаем не только созданную автором книгу, но и произведённый издателем товар. Это потом, дома, любовно раскрыв принесённый томик, мы становимся читателями. На территории книжного магазина каждый из нас, увы, лишь потребитель определённой группы товаров.

А поскольку книгоиздание, что ни говори, является производством массовым, то и на выходе мы имеет ту самую пресловутую массовую культуру. В противном случае придётся вернуться к временам, когда произведения создавались «на заказ», под конкретного потребителя.

Полагаю, нет нужды напоминать, что рынок в его нынешнем виде складывается из конкурентной борьбы не товаров, а брэндов: именно «лейбл», а не собственно производственные затраты, составляет львиную долю при ценообразовании.

Так вот, фантастика, как