Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

Хрущёв и партийная верхушка, переволновавшись, остались в итоге довольны работой нового главы Минсредмаша: удалось избежать немедленных жертв и скандала от Уральской ядерной катастрофы: она была надежно укрыта за семью печатями от советского народа и международной общественности.

Последствия аварии все последующие годы оставались предметом заботы Славского-министра. По горячим следам на землях совхоза № 2 в поселке Метлино он распорядился создать ОНИС – Опытную научно-исследовательскую станцию, которой предстояло заняться рекультивацией зараженных земель и разработкой способов безопасного ведения сельского хозяйства в зоне ВУРСа.

Памятник ликвидаторам аварии Кыштым-57. Трасса на г. Озерск.

[Из открытых источников]

Начальником станции был назначен начальник Центральной заводской лаборатории комбината радиохимик Глеб Середа. Он начинал изучать радиационное воздействие на живые организмы еще в сверхсекретной Лаборатории «Б» в поселке Сокол на полуострове Мендаркин возле города Касли в Челябинской области. Вместе с Николаем Тимофеевым-Ресовским («Зубром») и другими специалистами, вывезенными из Германии: Карлом Циммером, Гансом Борном, Александром Качем.

За 45 лет работы ОНИСа сотрудники станции защитили 4 докторских и около 30 кандидатских диссертаций, издали фундаментальные монографии и подготовили сотни справок и нормативных документов по воздействию радиации на человека, животных и биоту. Из 150 авторских свидетельств на изобретения больше половины были внедрены.

«Я впервые увидел там двухметровый плуг для глубокой вспашки земли, мы потом взяли такой в Чернобыль», – рассказал автору этих строк Лев Дмитриевич Рябев.

Масштабная авария на будущем «Маяке», как и политические пертурбации в стране, нисколько не замедлили развития атомной отрасли, которая бурно росла в конце 1950‐х по всем направлениям. Атомщики переняли три принципа работы, выведенные Авраамием Завенягиным еще при строительстве Норильского горно-металлургического комбината перед войной: в самых тяжелых условиях – максимальный труд, в непростых ситуациях – нетрадиционные решения, молодежь – больше плюс, чем минус. Формула работала. А «связка» Славский – Курчатов работала как в хорошем смысле пробивной таран.

Вспоминает Е.П. Славский:

«К Игорю Васильевичу относились хорошо. Вопросов много. Игорь Васильевич придет ко мне: «Давай, звони, пусть примет нас». Я звоню Хрущеву, он нас принимал немедленно.

В это время Лысенко зажимал генетику. А Игорь Васильевич решил Дубинина (Николай Петрович Дубинин – выдающийся советский генетик, цитолог, основатель научной школы. – А.С.) защитить – и к Хрущеву. А тот: «Игорь Васильевич! Мы вас очень ценим и уважаем, а здесь вы неграмотный, не суйтесь к этому делу!»

Я тогда не знал, кто такой Вавилов Николай Иванович. Думал, что это Сергей Иванович. А это его брат – генетик. А Лысенко, оказывается, всякую подлость творил. И вот Игорь Васильевич обратился тогда ко мне: «Давай деньги! Прикажи построить помещение!» Построили помещение – и генетиков вырастили втайне от Хрущева. Только несколько лет назад отдали их из Института атомной энергии в Академию наук – целый институт молекулярной генетики» [85. С. 40].

Здесь нужно пояснить, что речь идет о радиобиологическом отделе (БИО) в Институте атомной энергии, ставшем по постановлению Президиума Академии наук СССР № 719 от 30 июня 1977 года целым Институтом молекулярной генетики АН СССР.

Лев Дмитриевич Рябев.

[Портал «История Росатома»]

Основанием, на котором в институте удалось создать отдел, собрав там лучших генетиков, уцелевших после погрома на известной сессии ВАСХНИЛ, стало постановление ЦК КПСС и Совмина СССР августа 1958 года «О работах в области биологии и радиобиологии, связанных с проблемами атомной техники». Его инициировали и «пробили» Курчатов со Славским. Это факт более-менее известный. При этом далеко не все знают о том, какую важную роль сыграли атомщики в создании первого официального научного генетического научного центра в стране – Института цитологии и генетики (ИЦиГ) в составе нового Сибирского отделения АН СССР. Именно И.В. Курчатов уговорил создателя СО МА Лаврентьева добиться включения ИциГа в список первых 10 институтов отделения, хитро поставив в его названии на первое место не «генетику», ненавистную Хрущеву, а нейтральную «цитологию».

«Трудно охватить башкой весь этот период. Самое замечательное в моей жизни – это работа с Курчатовым», – признавался Ефим Павлович.

Как решались важнейшие вопросы и определялись стратегические задачи на годы вперед «дуэтом» Курчатов – Славский, свидетельствует последний:

«Так вот он и предложил: «Давай побольше замов своих нагружай, а важные вопросы будем за чаем дома решать». Семейно мы были близки. Евгения Андреевна, жена моя (он в шутку звал ее «министершей») чай очень вкусный готовила. Так мы и делали – за чаем дома дела и решали».

«Мы были как братья», – признается Ефим Павлович в другом месте воспоминаний. И еще: «Когда «кошки на душе скребли» – не заметить, он всегда веселый. Великий был оптимист, эрудит! Многие играли немаловажную роль, и я в их числе, но вместе с ним, а решающие заслуги его – Курчатова!»

Славский вспоминает, что Хрущев хотел сделать «Бороду» президентом Академии наук, а тот отговаривался. «И я говорил, что нельзя его загружать из-за здоровья – несколько инсультов уже было. Самоотверженным и отважным он был. Никакой черной и тяжелой работы, когда от нее успех общего дела зависел, не боялся. Надо было работать ночами – работал больше двадцати часов в сутки».

Ефим Павлович упоминает, что он не раз уговаривал Игоря Васильевича бросить курить, но слышал в ответ залихватскую курчатовскую присказку: «Э-э, старина, время бежит, время катится, кто не курит и не пьет, потом спохватится»…

Игорь Васильевич Курчатов и Ефим Павлович Славский.

[Портал «История Росатома»]

Академик И.В. Курчатов скоропостижно скончался в возрасте всего 57 лет 7 февраля 1960 года. Славский всегда вспоминал это событие с подступавшими слезами:

«В 1960 году Курчатов должен был поехать во Францию с Хрущевым. Подготовка к поездке на высшем уровне началась еще в 1958 году. Курчатов готовился выступать с лекцией в научном центре в Сакле. Тогда только мы и американцы имели ядерное оружие, а французы – нет… Игорь Васильевич пришел ко мне. Он тогда уже с палочкой ходил, похрамывал. Размахивает ею, как зонтиком (изящно так!), и говорит: «Я этого Эйзика (Эйзик – президент Соединенных Штатов Америки Эйзенхауэр, бывший командующий во время войны) на обе лопатки положу». А я ему: «Ты что, на борьбу туда отправляешься? На обе лопатки!»

И он мне начал рассказывать, как это сделает. Такие вещи, на мой взгляд, открывать было нельзя. Я ему говорю: «Старина! Как же ты можешь французам помогать овладеть ядерным оружием, когда они в НАТО? Мы китайцам не даем технологию». Тогда у Хрущева с Мао конфликт случился, и начались трения…

Он подумал, повертел своей палочкой и в ответ мне: «Ты прав, буденновец, ты прав!» И пообещал переделать свой доклад. Как переделал, не знаю. Ни первого варианта, ни второго не читал. Тогда поездка не