«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

Нескорое и неточное усвоение молодыми матросами объясняемого им происходит в большинстве случаев не от недостатка доброй воли, а от непонимания; поэтому исправлять ошибки следует кротко и с терпением; к взысканиям же прибегать только при неисполнительности, происходящей от явного нерадения.

Учить следует только тому, что необходимо, отдавая всегда предпочтение сущности дел перед формой.

Обучение должно быть основано, по возможности, на наглядности. Показ следует предпочитать рассказу и если без изустных объяснений обойтись нельзя, то разъяснения следует дополнять наглядными пособиями.

Все сведения должны быть восприняты матросами вполне сознательно. Не должно допускать заучивания непонятого или того, что может быть объяснено своими словами.

В один урок не следует объяснять слишком много; книжные и специальные выражения заменять, по возможности, общеупотребительными.

Если можно удостовериться в знании без словесного ответа, то не требовать его вовсе, а поверить знание на деле. Нужно приучить матросов отвечать спокойно, внятно и громко. Ответы требовать краткие, отчетливые, не заученные, не гоняясь за гладкостью изложения. Следует также требовать от нижних чинов, получивших приказание, чтобы они повторяли таковое, выговаривая каждое слово вполне ясно.

Не требовать заучивания всего того, что должно проходиться путем бесед.

Избегать делать вопросы в форме, раз навсегда принятой, ибо это ведет к бессознательным и заученным ответам. Особенный вред в этом отношении представляют так наз. опросники.

Вопросы, по мере возможности, задавать в виде служебных задач.

(Безобразов П.А. Положение об обучении молодых матросов в морских командах, с. 31–34)

Приказ начальника эскадр в Тихом океане вице-адмирала С.П. Тыртова 2-го № 128 от 30 августа 1895 г.

Наставление адмирала Сергея Петровича Тыртова наряду с гуманным отношением к подчиненным отражает возросшее во второй половине XIX в. значение флотского специалиста и понимание, что военная служба есть только этап в жизни гражданина страны, которого флот обязан вернуть его семье и Родине живым и невредимым.

Умереть в бою, положив живот за Царя и Отечество – таков священный долг каждого из нас. В бою каждый подвергается ежеминутной опасности, и остаться невредимым или погибнуть – все в руках Божиих, но смерть в бою украшает славой погибшего героя и не может навлекать ответственности на начальника, поставившего подчиненного в опасное положение. Начальник, на котором лежит, между прочим, обязанность «отечески пещись о благосостоянии вверенной ему команды» (ст. 4 Военно-морского дисциплинарного устава) целым рядом уголовных постановлений находится под угрозой ответа за произошедшую от его невнимательности смерть его подчиненного…

Не могу не заметить, что вахтенная служба на некоторых судах вверенных мне эскадр не всегда несется приставленными к тому лицами с полным сознанием важности своевременно предусматривать и предупреждать случайности. Все сказанное вызывает с моей стороны необходимость напомнить вам, гг. офицеры, что цвет нашего рабочего люда отрывается от дома, от своих насущных обязанностей, кормящих их семьи, в силу священной обязанности, когда-либо по воле нашего монарха отдать свою жизнь только за защиту престола и отечества, но что жизнь этой молодежи в мирное время вверяется вам и должна всячески беречься.

(Сборник приказов и инструкций адмиралов, с. 321–322)

К.М. Станюкович. Вестовой Егоров

В рассказе известного писателя Константина Михайловича Станюковича прекрасно показаны близкие и дружеские отношения, традиционно связывавшие командный состав русского флота с матросами.

1

В эти предпраздничные дни в большой, красиво убранной квартире контр-адмирала Лещова шла такая же усердная чистка, какая происходила и во всех домах столицы. Из всей прислуги адмирала особенно неистовствовал по приведению адмиральского кабинета в порядок пожилой, небольшого роста, плотный и коренастый человек, в куцей измызганной черной тужурке, в стоптанных парусинных башмаках, какие носят в плаваниях матросы, с широким, далеко неказистым, несколько суровым лицом, на красноватом фоне которого алел небольшой нос, похожий на луковицу, а из-под густых черных бровей блестела пара темных зорких глаз, умных и необыкновенно добродушных. Слегка искривленные ноги и здоровенные жилистые руки пополняли неказистость этой, на вид неуклюжей, сутуловатой фигуры. Столь непрезентабельный для такой роскошной квартиры слуга, возбуждавший иронические улыбки в франтоватом молодом лакее, в горничной и кухарке, был Михайло Егоров, отставной матрос, служивший у Лещова безотлучно пятнадцать лет. Сперва он был у него вестовым, а после отставки остался при нем в качестве камердинера и доверенного лица, на испытанную честность которого можно было вполне положиться. Егоров совершил со своим барином немало дальних и внутренних плаваний, и все имущество барина было на руках Егорова. Оба они за это долгое время до того привыкли один к другому, до того Егоров был верным человеком, заботившимся о своем командире и о его интересах с какою-то чисто собачьей преданностью, что, несмотря на обоюдные недостатки, хорошо изученные друг в друге, они не могли расстаться, хотя и нередко грозились этим оба в минуты раздражения.

Не расстались они даже и тогда, когда адмирал, по словам Егорова, «на старости лет ополоумел» и, несмотря на самые едкие предостережения своего вестового, выслушанные адмиралом с сконфуженным видом, женился два года тому назад на молодой, хорошенькой и очень бойкой блондинке, которую Егоров сразу же невзлюбил и прозвал почему-то «белой сорокой».

Он тогда же просил адмирала «увольнить» его.

– Жили мы с вами, Лександра Иваныч, слава богу, одни, а теперь мне оставаться никак невозможно! – говорил Егоров своим мягким баском, поглядывая не без сожаления на смуглое, заросшее бородой, некрасивое и радостное лицо своего «ополоумевшего» адмирала.

– Это почему?..

– Сами, кажется, можете понять… Теперь у вас другие порядки пойдут с адмиральшей-то… Адмиральша потребует, чтобы вы взяли форменного камардина, а не то, чтобы держать такого, как я. Известно, молодой супруги надо слушаться, – прибавил не без иронической нотки в голосе Егоров.

– Ты, скотина, язык-то свой прикуси!..

– Прикуси не прикуси, а я верно говорю…

Адмирал, несколько смущенный, выругал Егорова на морском диалекте и приказал остаться.

– При мне будешь по-прежнему… Слышишь?

– Слушаю, ваше превосходительство…

– Только смотри… Не вздумай грубить барыне…

– Чего мне грубить?.. Я до барыни и касаться не буду… У их свои слуги будут… А я при вас…

Во всем угождавший своей молодой жене, в которую был влюблен по уши, адмирал, однако, решительно отстоял своего старого вестового, далеко не изящный вид которого и громкий грубоватый голос несколько шокировал изящную адмиральшу. Адмирал обещал, что Егоров не станет показываться ни в гостиной, ни в столовой, – для этого можно нанять приличного лакея, – а будет исключительно служить ему и ходить с ним в плавания. Он ведь так привык к Егорову.

На этот