Кабус-намэ - Кей-Кавус

И знай, что мнение двух человек — не то, что мнение одного, ибо нельзя увидеть одним глазом то, что [видно] двум глазам. Разве ты не видишь, что врач, когда заболеет и болезнь его станет сильной и трудной, не прибегает к собственному лечению. Он приводит другого врача и, расспросив его, лечит себя, если даже он очень мудрый врач.

И если встретится у ближнего твоего дело, ты во что бы то ни стало старайся, пока есть у тебя душа, не жалей ни труда тела, ни денег своих, даже если бы это был враг и завистник твой. Ибо, если он не останется [без помощи] в этом деле, то, что ты ему помог, умножит любовь его, и, может быть, станет тот враг другом.

А людей, слагающих слова и красноречивых, которые приходят к тебе на салам[78], уважай и будь к ним милостив, чтобы они жаднее стремились к тебе на салам. Самый жалкий из людей тот, к кому на салам не идут, если бы он даже был совершенен по знаниям.

И с красноречивыми людьми длинно не разглагольствуй, ибо многословие людям не идет. Ведь ученый человек, если он многоречив, то ученость его не похожа на ученость, а в словах его нет блеска[79]. Итак, знай, каковы условия произнесения речи и в чем они, и да поможет тебе аллах.

Глава седьмая

О стремлении к умножению красноречия

О сын, нужно, чтобы люди были красноречивы и умели говорить, а от злых [людей] слова оберегали. Но ты, сын мой, говори речи, лжецом не будь и стань известным правдивостью, чтобы, если в случае необходимости от тебя услышат ложь, приняли [и поверили][80]. Все, что говоришь, говори правдиво, но похожей на ложь правды не говори, ибо ложь, похожая на правду, лучше, чем правда, похожая на ложь, ибо та ложь приемлема, а та правда — не приемлема. Потому остерегайся говорить неприемлемую правду, чтобы не случилось так, как было у меня с эмиром Бус-Суваром Гази Шапур ибн-Фазлем, да помилует его аллах[81].

Рассказ. Знай, сын мой, что я во время эмира Бу-с-Сувара в тот год, когда вернулся из хадджа, пошел на священную войну в Гянджу. Ибо я много ходил на священную войну в Индию и хотел, чтобы осуществилась и священная война в Руме. А эмир Бу-с-Сувар был царь великий, и муж стойкий и разумный, и красноречивый, и ученый, и чистый верой и предусмотрительный, какими бывают правоверные цари. Был он всегда серьезен, без шуток[82].

Когда он увидел меня, почтил он меня весьма и вступил в беседу и говорил обо всем, а я слушал и давал ответ. Слова мои пришлись ему по нраву, осыпал он меня многими щедротами и не позволил уехать обратно. Столько милостей оказал он мне, что и я склонился сердцем и несколько лет оставался в Гяндже. Постоянно бывал я на маджлисах его за едой и вином, и он расспрашивал меня обо всяких вещах и о положении древних царей мира спрашивал[83]. Как-то раз зашла речь о нашей области и говорили о диковинах разных стран. Я сказал: „В рустаке Гурган есть деревня у подножия горы. Там есть родник вдалеке от деревни и женщины собираются вместе, чтобы принести воды. Каждая [идет] с кувшином, берут из того родника воды, ставят кувшин на голову и возвращаются. Одна из них идет без кувшина [перед ними][84] и смотрит на дорогу. И есть на землях той деревни зеленый червь. Где бы она ни увидела того червя, она отбрасывает его в сторону, чтобы женщины на него не наступили, ибо если одна из них наступит на того червя и червь сдохнет, то вода, которая у них в кувшине, тотчас же протухнет, так что придется вылить, возвратиться, вымыть кувшин и снова набрать воды“.

Когда я сказал эти слова, эмир Абу-с-Сувар нахмурился, покачал головой и несколько дней был ко мне не таким, каким был до того, пока Пирузан Дейлеми не сказал [мне]: „Эмир жаловался на тебя, говорил: такой-то — человек уравновешенный, зачем ему было говорить мне такие слова, как малым детям; такому человеку перед таким, как я, зачем лгать?“ Я тотчас выслал гонца из Гянджи в Гурган и приказал составить свидетельские показания, удостоверенные кади и раисом и хатибом и всеми верными людьми и улемами и вельможами Гургана, о том, что деревня эта стоит на своем месте и с червем дело обстоит именно так. И в четыре месяца справил я это дело и положил показания перед эмиром Бу-с-Суваром. Увидел он, прочитал, улыбнулся и сказал: „Я и сам знаю, что от такого, как ты, лжи не быть, особенно передо мной. Но зачем говорить такую правду, что нужно потратить четыре месяца времени и показания [собрать] и свидетельство двухсот верных людей, чтобы этой правде твоей поверили?“

Знай же, что речь бывает четырех видов: то, что не следует знать и не следует говорить, то, что следует знать и говорить; то, что надо говорить, но не знать, и то, что надо знать, но не говорить.

Не говорить и не знать надо слов, приносящих ущерб вере. То, что надо говорить, но не надо знать, — слова, которые есть в книге господа всевышнего и известиях о пророке, мир над ним, и в книгах ученых и богословских, ибо толкование [этих слов] — подражание, а без надлежащего глубокого понимания [в них] противоречия и трудности, подобно одному виду ниспослания [откровения] и тому подобное[85]. Потому, если кто-либо привяжется сердцем к глубокому толкованию их, господь всевышний взыщет с него за это.

То, что нужно и знать и говорить, — слова, с которыми связано благо веры и мира и которые полезны в обоих мирах. От произнесения и слушания их польза и говорящему и слушающему.

То, что нужно знать, но не говорить, подобно тому, когда тебе известен порок какого-либо вельможи или друга, так что путем ли рассуждения, или по сравнению с мирскими делами тебе покажется, что оно не совместимо с шариатом[86]. Если скажешь — или добьешься гнева того вельможи, или вреда тому другу, или будет для тебя опасность смуты и волнения черни. Потому эти слова нужно знать, но не говорить.

Но из этих