Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг

либеральных русских газетах и журналах, выступая с резкими полемическими статьями. Позднее, в 1870-х гг., служил в петербургском банке, совершил подлог и ряд лет провел в заключении. В конце XIX в. опубликовал несколько литературных произведений. «Записки еврея» А.Г. Ковнер написал, уже крестившись (первоначально он назвал их «Из записок бывшего еврея»). Летом 1900 г. он писал редактору «Исторического вестника» С.Н. Шубинскому, что его работа «открывает многие, неведомые до сего времени стороны еврейского быта и прогрессивного их развития». Он просил не раскрывать свое авторство (подписавшись криптонимом А.Г.) и заранее соглашался на редактуру, сообщая С.Н. Шубинскому: «Я бы Вас покорнейше попросил — приступить к чтению с карандашом в руках и зачеркнуть все то, что, по Вашему мнению, не подходит к Историческому вестнику…». Несмотря на свой критический взгляд на еврейское прошлое, Ковнер сумел запечатлеть многие детали народной жизни и мироощущение части нового поколения евреев 1850—1860-х гг.

Если А.И. Паперна и А.Г. Ковнер описали жизнь еврейской провинции 1840-х — начала 1860-х гг., то Генрих Борисович Слиозберг (1863–1937) свои трехтомные мемуары «Дела минувших дней» посвятил российскому еврейству последующих десятилетий. Юрист, общественный деятель, он представлял уже не только следующее поколение евреев, но и людей с принципиально иными национально-этическими установками. Так же, как А,И. Паперна и А.Г. Ковнер, он получил традиционное национальное и религиозное образование. Только пришли уже новые времена. Под воздействием глобальных экономических, социальных и политических изменений в 1860—1870-х гг. началась трансформация всех сторон еврейской национальной жизни в России. Г.Б. Слиозберг, как и тысячи других еврейских юношей, устремился к светскому образованию, окончил Петербургский университет и полностью окунулся в еврейский мир столицы. Позднее он стал видным общественным деятелем, публицистом, крупным юристом, пережил две революции и эмиграцию, где и создал свои мемуары. В данное издание включен (целиком, за исключением предисловия) их первый том, охватывающий конец 1860-х — начало 1890-х гг. и продолжающий и завершающий описание исторической эпохи, в течение которой произошло преобразование еврейства польско-немецкого в еврейство российское.

Включенные в этот том мемуары достаточно трудны для комментирования. Благодарю всех, кто помог мне советами и консультациями, особенно В Л. Вихновича, В.А. Дымшица и В. Дорн.

                                                 В.Е. Кельнер

А. И. Паперна

Из николаевской эпохи[1]

Несколько предварительных слов

Пройденный мною почти семидесятилетний жизненный путь протекал в полосе еврейской истории, которую можно назвать эпохою Sturm und Drang[2] в жизни русского еврейства, когда оно, пробудившись, как сказочный богатырь, от долгого непробудного сна, с удесятеренною силою взялось за работу, чтоб наверстать упущенное за время вековой спячки. И пошла борьба трудная, ожесточенная, вначале внутренняя — за свет, за истину, за знание, а потом и внешняя — за человеческие и национальные права. Борьба эта далеко еще не завершена, конечные цели далеко еще не достигнуты, но народ работал, боролся и этим доказал, что он живет и имеет твердое намерение продолжать свою жизнь; страдание его не уменьшилось и, может быть, даже увеличилось, но увеличилось именно оттого, что он перестал быть мумиею и, как живой организм, стал реагировать на оскорбления и гнет; счет, предъявленный им окружающей среде, еще не урегулирован, но эта среда уже знает, что с ним надо считаться.

Борьба эта велась, по выражению пророка, «не силою и могуществом, а духом»[3]. Еврейский Renaissance[4] был плодом книги. Кучке хотя не гениальных, но светлых умов, рассеянной по всей России, удалось посредством устного и печатного слова совершить переворот в мировоззрении и жизни русского еврейства. Современные наши декаденты и модернисты, так пренебрежительно смотрящие на литературные произведения эпохи маскилим (любителей просвещения[5]), наши сионисты[6], территориалисты[7] и все прочие наши «исты» — имя же им легион, — с головокружительною быстротою сменяющие одни других или находящиеся во взаимной вражде, но согласные только в одном: в пренебрежительном отношении к первым пионерам нашего просвещения, — все они не знают или не хотят знать, какою любовью к знанию, истине и красоте, какою стойкостью, какою верою в святость и конечный успех своего дела должны были обладать эти численно слабые Дон-Кихоты в борьбе против враждебной им массы, против освященных временем традиций, в борьбе за свой идеал, за свою прекрасную Дульцинею — гасколу (просвещение). Правда, что оружие, с которым выступили в борьбу эти благородные рыцари, было слишком несовершенное в сравнении с современными ружьями, но это тем более делает честь их мужеству и умению попадать в цель; с другой стороны, успех их свидетельствует о том, что ум еврея восприимчив, натура его впечатлительна, и там, где для воздействия на других необходимы шимозы[8] и крупповские орудия[9], для воздействия на евреев достаточно и заржавелого ружья Дон-Кихота. Как бы то ни было, а первым маскилим удалось пробить первую брешь в китайской стене, окружавшей еврейское гетто, сблизить своих собратьев с европейскою культурою, открыть для них новые горизонты, создать новоеврейскую литературу и еврейское общественное мнение, которыми так широко пользовались и пользуются их современные антагонисты.

Мои лучшие годы жизни совпадают с периодом гасколы (1840–1880 гг.), рано стал я под знамена ее борцов и по мере сил участвовал в их работе; думаю поэтому, что мои воспоминания могут быть небезынтересны для следящих за историею культуры русского еврейства.

Воспоминаниям из моей личной жизни я считаю нелишним предпослать описание моего родного города и среды, в которой я провел свои юношеские годы, чтобы дать нашим внукам понятие о том, как жили их предки в дореформенное время, а равно и о том, в какой среде и при каких условиях приходилось действовать первым пионерам еврейского просвещения.

Часть первая

Мой родной город

I. Историческое прошлое города и местоположение его. Группы населения и их занятия

Не знаю, видел ли кто-либо из моих читателей мой милый родной городок Копыль, слышал ли о его существовании; но те, кто его видели, вряд ли поверят, что этот маленький, бедный, невзрачный городок имел за собою великое прошлое, что он еще в XVII веке был столицею литовских князей Лелевичей из дома Ольгердов[10]. А между тем это несомненный исторический факт, и поныне еще вблизи самого города горделиво красуется высокая конусообразная гора, окруженная внизу рвом и валом, прозванная Schloss[11], на которой видны остатки средневекового рыцарского замка — немые свидетели былой славы.