По следам дроздовцев… - Владимир Григорьевич Чичерюкин-Мейнгард

На центральном городском кладбище Софии со временем для русских ветеранов был выделен специальный участок. Погребение осуществлялось за счет государства и с отданием воинских почестей. Там со временем нашел упокоение и сам «дедушка» В. К. фон Манштейн. Будучи в Софии в 2002 и 2003 гг., я сфотографировал его могилу.

О том, что переживали чины Русской армии, находясь в Болгарии, оставил свидетельство фейерверкер В. Душкин, участник Бредовского похода.

«Так протянули 1922 год. Кое-кому была дана возможность продолжать образование в Праге, но это было “не для нас”. Примирились с этим во имя все той же белой мечты и надежды, что будет дана возможность довести дело до конца – а как – мы уже не знали. Снаружи? Изнутри? Надежд на “союзников” уже не было. Со временем стала ясна некрасивая, грязная политика Франции во всей ее обширности, уход Англии, давление еврейства в Америке, Англии и Франции в пользу “Советов”»[8].

«Начался 1923 год. Надо было уходить на работы. Отправился и я на шахту Черно Море, невдалеке от Бургаса. Туда идет узкоколейка с игрушечным паровозиком и целой лентой вагонеток, то полных угля, то пустых. Дорога ведет вдоль берега и в 2–3-х километрах от города пересекает угол приисков морской соли, затем уходит вглубь страны, на 6–7 километров до шахты»[9].

Большинство русских военных, не считавших, что Гражданская война проиграна окончательно и бесповоротно, вступали в полковые и училищные объединения, которые, в свою очередь, входили в состав III (болгарского) отдела Русского Обще-Воинского Союза – РОВС. Его возглавлял один из соратников барона П. Н. Врангеля донской казак генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов. Штаб-квартира РОВС располагалась в особняке на улице Оборище в Софии.

Группы дроздовцев организационно оформились в болгарских городах Варне, Русе, Пернике, Бургасе, Пловдиве, Велико-Тырнове. Численность групп была разной – от нескольких десятков до нескольких человек.

Со временем русские изгнанники сосредоточились в крупных городах, в первую очередь в Софии. В мае 1924 г. кадр Дроздовского стрелкового полка переехал из Севлиево в Софию. На июнь 1925 г. Дроздовский полк насчитывал в своем составе: офицеров и чиновников – 753, стрелков – 331, итого 1084 человека. Из них в Болгарии 847 офицеров и стрелков. В других странах, вне пределов Болгарии, 237 человек.

А еще раньше, с 1923 г., начинается организованный отъезд во Францию и Бельгию чинов Дроздовского стрелкового полка. С одной из первых партий эмигрировал офицер Рунков. В составе группы подполковника Прокопенко покинул Болгарию подполковник Кудряшов.

В другой сводке численности чинов Дроздовских частей на 1925 г. упоминалось о том, что из списков полка были исключены штабс-капитан Адеркас, полковник Рязанцев, поручик Георгий Жуков, мичман Запольский, подпоручик Матасов. В том же 1925 г. штабс-капитан Константин Иванов поступил на службу в Иностранный легион[10].

Соответственно, в 1924 г. в Софию переехал штаб полка, который в то время состоял из двух человек – командира полка генерала Туркула и адъютанта штаба полка капитана Виноградова. В болгарской столице обосновался «дедушка» Манштейн – генерал-майор В. К. фон Манштейн-старший со своим сыном и невесткой. В одном из столичных пригородов поселился генерал-майор Ф. Э. Бредов с супругой и детьми. Здесь он освоил новую профессию, весьма востребованную в такой аграрной стране, какой была Болгария. Генерал Бредов стал землемером. Эта работа хорошо оплачивалась. При посещении центрального городского кладбища Софии в 2002 г. я видел могилу генеральши Бредовой. К сожалению, даты жизни на памятнике не были указаны. В Софию переехал со своей семьей полковник В. П. Коньков.

Неподалеку от парка Борисова Градина располагалось русское офицерское общежитие. Его комендантом был дроздовец полковник Дылевский.

В подборке документов Дроздовского стрелкового полка приводятся сведения о численном составе этой части. На 1 августа 1924 г. в полку числилось: офицеров и чиновников 740 человек, солдат 375; конный дивизион – офицеров и чиновников 92 человека, солдат 88; инженерная рота – офицеров и чиновников 30 человек, солдат 4, всего 34 чина[11].

Из Софии генерал Туркул совершал поездки по стране, дабы сохранялась связь между однополчанами и, насколько можно, поддержать в них веру в возможность возобновления вооруженной борьбы против Совдепии. Очевидно, в один из его приездов в Перник, где на шахтах трудилось много русских военных, включая чинов «цветных» частей, произошел курьезный эпизод, который так запомнился В. Душкину.

«В софийском районе почти вся работа для нас сводилась к шахте Перник. “Трудящиеся массы”, поработав тяжело, приезжали в Софию проветриться и порезвиться и, оставив все заработанные деньги, возвращались на Перник. Сами собою создавались рестораны, клубы и прочие развлечения. Появился и “Медведь” (в память того “Медведя”). Бывал там и я, и однажды был молчаливым свидетелем сцены, по существу, довольно обычной в этом месте, но замечательной из-за ее участников.

Так вот, сидим мы втроем: мой близкий родственник, студент-медик Гавриил Александрович Беляев, с 4-го курса ушедший на войну, его жена – сестра милосердия Лидия и я (аз многогрешный). Невдалеке от нашего стола, за другим столом, небольшая группа “гостей с Перника” празднует сегодняшний приезд в Софию и завтрашний отъезд на Перник. Уже “на взводе”, и “взвод” приближается к апогею. Услаждал пирующих своим пением “Степка” Левский. Я его хорошо знал. Он обладал чудесным тенором и умел “трогать сердца”. Как-то совершенно внезапно вспыхнула ссора. Произошло даже некое движение, задвигались стулья, кое-кто поднялся, кое-кто встал на вытяжку, кое-кто щелкнул каблуками. Послышалось “Ваше …ство” и “разрешите”. Сестра Лидия, сделав большие глаза и полуприкрыв рот ладонью, прошептала: “Да это Туркул!”. Да, это был генерал Туркул, немного постаревший, отяжелевший, грузный Туркул. (Скажу вскользь: то был единственный “вождь”, до конца сохранивший завет Врангеля и Кутепова: “Любой ценой, во что бы то ни стало, с кем угодно, хоть с чертом и дьяволом…” Но об этом позже.) Около него вертелся, по-видимому, его постоянный адъютант и собутыльник и, вскакивая, вытягивался новоиспеченный уже в Болгарии Господин Офицер. В виде финала, под шум голосов, зазвенел на высокой ноте голос Левского: “Вы позволяете себе оскорблять лейтенанта Императорского флота Данилевского, героя Черного и Азовского морей! ” Здесь я узнал, что забубенная головушка, пьяница и чудесный певец “Степка” Левский был наш герой. Постепенно все утихло. И все разошлись. Сестра Лидия усмотрела что-то под столом пировавших, подняла, ахнула и вскрикнула: “Никому не отдам! Это – реликвия! Отдам позже – кому нужно! ” То был оставленный “на поле битвы” стек генерала Туркула: палочка красного дерева, лакированная и усеянная золотыми монограммами и значками, длиной немного меньше аршина. Господа дроздовцы, даю, хоть и поздно, уточнения, но, может