Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

то, что при нашем поражении на польском фронте часть тех, которые были против нас, но не выступали из-за своих шовинистических чувств, что эти обернутся против нас. Они, учитывая колоссальную усталость масс и всемерное напряжение, которое делала и должна была делать партия, а также продовольственные затруднения, перед которыми мы в настоящее время находимся, рассчитывали на то, что сейчас наступает мороз и холод, что при нашей разрухе и неустройстве, при недостатке снабжения удастся легко возбудить Красную Армию, недостаточно одетую в некотором своем проценте. И когда говорилось о сроке 19-го числа, то они назначили этот срок потому, что он по приказу был назначен для некоторых частей как срок, в который эти части должны были выступить на Южном фронте против Врангеля».

Меры были приняты своевременно. Однако надо работать на упреждение, поэтому Дзержинский призывает украинских чекистов любой ценой не допустить проникновения разгромленных в Крыму белогвардейцев на материк. Практика уже показала, что нерадикально погашенный очаг контрреволюции в одном месте неизменно разгорается в другом. Причем фигуранты бывают одни и те же. И Савинков с Донатом Черепановым тому примеры далеко не единственные.

Глава 26

ВЧК до всего есть дело

В самом конце года после долгих трений удалось устранить и противостояние Менжинского с Лацисом. В результате объединения их отделов организовано Секретно-оперативное управление во главе с Менжинским. Причем Особый отдел был разбит на пять спецотделений уже не по методам работы – следствие, агентура и так далее, а по направлениям – внешней и военной контрразведки. Ну а Лацису Феликс предложил крайне ответственное дело – «заняться исключительно отчетами, изданиями, статьями, политическими циркулярами».

Ему и самому приходилось немало времени проводить за бумагами – готовить отчеты и доклады, рассматривать жалобы. Сразу после Нового года обнаружил в папке документов лист, написанный страшно корявым, но все же разборчивым почерком:

«Председателю ВЧК

от помощника Кудрявцева

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу вас доблестный вождь революции, уволить меня от службы и отпустить совсем домой. Так что с моего года товарищи уехали домой к тому же семья большая 5 человек малолетних детей мать отец по 70 лет, земля и хозяйство. И я больше принесу пользы государству дома чем здесь. Еще прошу вас разрешить получить мне одежду и обуви которой не имею. Когда меня перевели в комиссию в апреле месяце с меня сняли всё обмундирование даже нижнего белья оставили одну пару при мне, и я в комиссии служил без постели, спал по чужим койкам и на полу и прикрыться нечем было, скитаясь как собака. И щас получил через 2 месяца с большим трудом летнее вытертое пальто. Теперь хожу в чужой шинели и все на мне поизорвалося и получить не приходится. Всё говорят нет и верно для нас нет ежели и выдадут грязное и рваное считают неответственными работниками. Скажу и о себе я оставил детей жену, отца и мать на произвол судьбы и все принес на алтарь революции. Из председателей исполкома поехал добровольно на фронт и не смотря ни на что раненый вруку и указательный палец не владеет. И мы не считались с жизнью и нестрашились смерти. В нужный момент Советской Республики выехали из провинции как один человек и ежели предстояло и далее что мы бы не останавливались не перед чем бы в защиту Советской Республики и мы видно оказываемся не ответственные работники, а грязь. А какие нибудь курьерщы перешли в канторщицы и их уже считают ответственными работницами и одежды и обуви и пайки недельные пожалуста. А нам ничего кроме полтара фунта хлеба и будь этим доволен.

7.1.1921 год. Кудрявцев».

Дочитав письмо, Дзержинский поиграл пальцами по столешнице и вызвал к себе Абрама Беленького. Попросил прочесть, при этом сам будто бы совсем отрешённо и спокойно поглядывал в окно. Ближайшие сотрудники хорошо знали, что едва сдерживаемое негодование на лице председателя отмечается не бурной мимикой и красными пятнами, как бывает у других, а резкой, почти восковой бледностью и едва заметной нетерпеливой подвижностью ноздрей его точеного носа. В голосе является металл, а во взгляде неприятные колкие льдинки. Как раз это и происходило сейчас.

Записка Ф. Э. Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) о разграничении функций ВЧК и Наркомата юстиции. 1921 г.

Автограф. [РГАСПИ]

Записка Ф. Э. Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) о разграничении функций ВЧК и Наркомата юстиции. 1921 г.

[РГАСПИ]

Записка Ф. Э. Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) о разграничении функций ВЧК и Наркомата юстиции. 1921 г.

Машинописная копия. [РГАСПИ]

– Кто у нас непосредственно занимается этими вопросами?

– Начснаб Ян Амбайнис. Но там с обеспечением проблема действительно сложная, Феликс Эдмундович… – попытался сгладить ситуацию Беленький.

– Давайте-ка мне его сюда, Абрам Яковлевич. И документы чтобы с собой прихватил.

Спустя десять минут в кабинет вместе с Беленьким влетел, запыхавшись, румяный крепыш в аккуратной гимнастерке, начищенных сапогах, кожаной куртке, с портфелем в руках.

– Не холодно? – спросил его Дзержинский тоном, от которого и впрямь дрожь, и холодный пот возникают. – Я говорю, в кожанке не холодно?

– Не-е-ет, – ещё не понимая, но уже догадываясь о какой-то грозе, нерешительным голосом ответил начснаб.

– А многим, представьте, вот холодно. У которых и шинельки-то толком нет.

Узнав, в чем дело, латыш покопался в портфеле, вынул папку, оттуда ведомость:

– Товарищем Кудрявцевым получены: пальто – одна штука и щиблеты – одна штука. Как всем…

– Как всем, значит? А вы, что ж, не в щиблетах зимой щеголяете?

– Ответственным сотрудникам положены сапоги, – угрюмо потупил взор латыш.

– Если бы вы были ответственным, такой ситуации не было бы! И не будет так же, как и вас.

– Товарищ Дзержинский, а в чем моя вина? – испуганно заморгал бывший латышский стрелок. – Несмотря на приказ РВСР от 21 сентября за номером 1932, мы за исключением отдельных индивидуальных выдач в плановом порядке не снабжались. Мы просили, кое-что дали… в крайне ограниченном количестве, а в иных просьбах совершенно отказали… Удовлетворялись из разного случайного конфискованного и реквизированного имущества.

– Это вы удовлетворялись! А вот другие – нет! Свободны! – отрубил Дзержинский. И, как только дверь закрылась, обратился к Беленькому: – Люди жизнью каждый день рискуют, а этот сидит в теплом складе, сапожки начищает и мямлит «просили… отказали». Нет, тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК. Ни для какой! Вот они должны покидать нас, а не преданные и опытные, бескорыстные сотрудники. Вы ведь, Абрам Яковлевич, мне не раз говорили, что