Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

смаргивала и убеждала себя, что ей никто и не нужен. Вот только голова совсем болеть перестанет и она чуточку узнает мир, который забыла, и можно будет уходить из монастыря, который так добросердечно дал ей приют. Брат Мастюня убеждал, что она сможет уйти. Просто нужно быть послушной и принимать все лекарства. И тогда всех-всех вспомнит, но ей уже никто нужен не будет. Она прекрасно проживёт и одна! Да! Проживёт!

Сердце вновь томительно сжалось, отчего-то не желая с ней соглашаться.

На самом деле Ишеньке очень не хотелось оставаться одной. Она чувствовала, что за стенами монастыря у неё осталось что-то настолько важное, ради чего она забудет обиду, нанесённую одиночеством. Или кто-то важный.

Ишенька застыла, смотря широко раскрытыми глазами на пролетающую мимо птицу. Зачерпывающие воздух крылья заставляли лисичку внутри дрожать в желании бежать и бежать куда-то. Память не дала картинок, но на Ишеньку высыпался ворох ощущений: тепло, темнота, чувство безопасности и удовольствия от соприкосновения с чем-то. Что это? Ну почему она не помнит?

В горле встал ком, и Ишенька поторопилась отвернуться от окна и окунуться в уют маленькой спальни. На широкой кровати с балдахином гнездом были разворошены одеяла, из платяного шкафа торчал розовый край шарфа – и где его брат Мастюня только такой достал, – за стеклом книжного шкафа коричневели кожаные корешки добрых книг, а по полу стелился зелёный ковёр. Справа от камина высилась железная подставка для дров, на каминной полке бодро топорщил перья дикий лук, который Ишенька выкопала и пересадила в горшок по осени. Почему-то он радовал глаз. Но на вкус был очень злой.

Дров на подставке оставалось немного. Ишенька весь день провела в спальне – серая погода усилила её тоску, и она просто не смогла выбраться из-под одеяла – и сожгла почти весь запас. Ну, а вечер – как раз самое время, чтобы пойти и натаскать себе немножечко дровишек. Ишенька поспешила вытащить из шкафа тулупчик, обмотала вокруг шеи шарф и натянула на стриженную голову шапку с ушами. Осторожненько отодвинув засов, девушка воровато выглянула в коридор и тут же столкнулась взглядом с проходившим мимо братом Мо̀шей.

– О, Иша, – просветлел он. – Прогуляться решила? Давно пора, а то весь день сидишь взаперти. Только осторожнее, лестница обледенела, а брат Ѝрен, которому ещё утром поручили сбить лёд, опять продрых на конюшне. Тебе дровишки-то не нужны? А то ночью будет совсем холодно.

Ишенька виновато и смущённо замялась.

– Да… я сама за ними схожу… мне несложно.

– Сильно не напрягайся, зови братьев на помощь.

Брат Мошей продолжил свой путь, а Ишенька с досадой посмотрела ему вслед. Досадовала она больше на себя. Красться через весь дом словно тать не было никакой нужды, но она почему-то избегала братьев и предпочитала хорониться по тёмным уголочкам. Ох, как пить дать воровкой в прошлом была!

Уже не таясь и нахохлившись как воробей, Ишенька потопала вниз и через несколько минут вышла на монастырский двор. Мороз заставил её встряхнуться и заспешить к хозяйственным постройкам. У дровяного сарая валялась свежая щепа, а снег был перемешан в грязную кашу санными полозьями. Видать, недавно кто-то из леса вернулся и свеженькие полешки привёз. Ишенька принюхалась, учуяв сосновый запах, и алчно потёрла замёрзшие ладошки. Как она вовремя! Перетаскает самые духовитые!

– Ишенька! – раздался позади сиплый голос, и снег захрустел под торопливыми шагами.

Девушка резко обернулась и нехорошо прищурилась, увидев брата Суза – полного мужчину с круглым лицом.

– Ох, я к тебе шёл, – брат расплылся в улыбке. – Ты сегодня и носа не казала, я уж решил, что прихворнула, хотел в гости сходить, но брат Мастюня воспретил.

И слава богам! Ишенька ругала себя за неприязнь к брату, но отделаться от неё не могла. И причины такого своего отношения не понимала. Брат Суза был оборотнем отзывчивым и добрым, правда, насчёт последнего Ишенька сомневалась. Порой ей казалось, что брату просто выгодно быть добрым, поэтому он и добрый. Одевался он всегда опрятно, вот сейчас от него пахло мылом сильнее, чем от дровяного сарая сосновыми полешками. К ней он относился очень приветливо, но всё равно Ишеньке не нравился.

Собственно, вот эта приветливость ей и не нравилась.

– Это тебе, душенька моя, – брат Суза протянул ей хрупкие стебелёчки с жёлтыми цветочками, и Ишенька опознала в них только-только распустившиеся в монастырской тепличке огурцы.

Огурцы было жалко, и Иша неохотно приняла подношение.

– Нравится? – ласково вопросил брат.

– Нет, – мрачно отозвалась Иша. – Огурцов-то сколько угробил.

Брат Суза задрожал от смеха.

– Ради тебя, душа моя, ничего не жалко.

Душа у Ишеньки была своя собственная, и ей очень хотелось покусать брата Суза, чтобы он наконец перестал за ней ходить. Эх, всё же в прошлом она была преступницей!

– Любовью горю к тебе так, что скоро пеплом стану, и ничуть о том не сожалею.

Ишенька заскрипела зубами и уже хотела ответить брату чем-нибудь столь же пламенным, но в этот момент в дверях сарая показалась чья-то фигура.

– Чего там горит?

Брат Суза сдавленно охнул и тучным привидением скользнул за кусты. А дальше только снег заскрипел. Ишенька проводила его злорадным взглядом.

Так-то братьям не воспрещались нежные чувства, она иногда видела, как те сидели на скамеечках рядом с сёстрами, нежно смотрели на них и трепетно держали за руки. Порой завидно было, аж прям жуть! Но чувств брата Сузы настоятель почему-то не одобрял, и Ишенька была очень благодарна ему за это.

Присмотревшись к своему спасителю, Ишенька поняла, что этого высокого черноволосого брата она не знает. Наверное, он из послушников, которым пока доверия нет и их не допускают за внутренние стены монастыря.

– Госпо… Сестра, вы что-то хотели? – дружелюбно спросил парень. – Дрова закончились? Могу помочь донести.

И не дожидаясь ответа, нырнул в сарай. Ишенька возмущённо охнула и поторопилась за ним, чтобы отобрать самые духовитые полешки. А то нагребёт какую-нибудь труху невкусную!

Опомнилась она только у порога и сообразила, что выронила огуречный букет. Тот нашёлся на снегу. Жёлтые цветы были втоптаны и растёрты по ледяной корке.

Внутри что-то оборвалось, к горлу подкатил ком, и Ишенька судорожно вздохнула. Но расплакаться не успела.

Из сарая донеслись грохот рассыпавшейся поленницы и сдержанная ругань.

– Не выбирай без меня! – рыкнула Ишенька и бросилась внутрь.

Ёрдел появился во дворце только через пять дней после того,