Жребий Пастыря. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Тихона (Белавина). 1865–1925 - Михаил Иванович Одинцов

петроградскими и саратовскими обновленцами и раскрывавший их позицию в отношении изъятия церковных ценностей. В частности, осуждалось послание патриарха от 28 февраля, которое, по их мнению, превратилось в организованное выступление против государственной власти, приведшее к крови, жертвам, насилиям. Кроме того, предлагалось созвать Поместный собор для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении Церковью и установлении нормальных отношений между нею и советской властью[366].

В эти же дни выяснилось, что ни митрополит Вениамин, ни митрополит Агафангел выехать в Москву не могут. В Петрограде разворачивалась драма, аналогичная московскому процессу над духовенством, к суду привлекался и митрополит Вениамин. Выезду же митрополита Агафангела всячески противодействовали местные органы ГПУ. Таким образом, высшая церковная власть оказалась «бесхозной»: глава церкви под арестом; члены Священного синода и Высшего церковного управления – кто за рубежом, кто в ссылке, кто за пределами Москвы, кто в тюрьме; кандидаты на временное управление отсутствуют… Моментом вакуума церковной власти воспользовались лидеры нарождающегося обновленческого движения.

15 мая группа Введенского побывала на приеме у М.И. Калинина, информируя о ситуации в Православной церкви и подав просьбу патриарха Тихона[367]. Председатель ВЦИК в ответ заявил, что принимает информацию к сведению, но взять на себя передачу церковной власти от патриарха к его заместителю не может, ибо Конституция предусматривает отделение церкви от государства.

Тогда, опираясь на письмо патриарха, инициативная группа создала по собственному почину Высшее церковное управление (ВЦУ), которое приняло на себя ведение церковных дел в России, хотя публично об этом пока и не заявляя.

На следующий день, 16 мая, во вторник, Введенский со товарищи вновь пришли к патриарху. Поставили его в известность о реакции Калинина, просили написать письмо в Ярославль митрополиту Агафангелу с просьбой встать «во главе церковного управления до созыва Собора» и «прибыть в Москву без промедления». Патриарх исполнил эту просьбу, и с этим письмом Владимир Красницкий отправился в Ярославль. Но, думается, его усилия заранее были обречены на неудачу, поскольку здесь, в Ярославле, уже негласно шли переговоры о судьбе церкви между митрополитом Ярославским Агафангелом (Преображенским) и Е.А. Тучковым. Последний готов был поддержать Агафангела, вступающего в должность местоблюстителя, но при условии публичного с его стороны осуждения политической линии Тихона. Переговоры ни к чему не привели, каждый остался при своем. Тогда 18 июня Агафангел опубликовал и распространил послание к пастве, объявляя о вступлении, согласно воле патриарха, во временное управление церковью, осуждая «новых людей какой-то новой церкви» и призывая хранить «единство святой веры». Но время было упущено, и церковную власть взяли другие![368]

Остававшиеся в Москве лидеры обновленцев передали в адрес Калинина письмо, в котором сообщалось, что «ввиду устранения патриархом Тихоном себя от власти создается Высшее церковное управление, которое с 15 мая приняло на себя ведение церковных дел в России».

Но этого распоряжения было явно мало, чтобы и самому ВЦУ чувствовать себя уверенно и уж тем более, чтобы добиться послушания от епископата и церковных масс. Нужна была какая-то более существенная опора для последующих действий. Именно поэтому 18 мая 1922 г. в третий раз А. Введенский, Е. Белков и С. Калиновский явились в Троицкое подворье. Они пришли с подписанным ими обращением на имя патриарха Тихона, в котором говорилось:

Ввиду устранения Вашего Святейшества от управления Церковью, впредь, до созыва Собора, с передачей власти одному из старейших иерархов, фактически сейчас Церковь осталась без всякого управления. Это чрезвычайно губительно отражается на течении наличной церковной жизни, московской, в частности, порождая этим чрезмерное смущение умов.

Мы, нижеподписавшиеся, испросили разрешение государственной власти на открытие и функционирование канцелярии Вашего Святейшества.

Настоящим мы сыновне испрашиваем благословения Вашего Святейшества на это, дабы не продолжалась пагубная остановка дел по управлению Церковью. По приезде Вашего заместителя он тотчас вступит во исполнение своих обязанностей.

К работе в канцелярии мы привлечем временно впредь до окончательного сформирования Управления под главенством Вашего заместителя находящихся на свободе в Москве святителей[369].

До сих пор остаются не вполне проясненными мотивы, которыми руководствовался патриарх, когда налагал на этом обращении свою резолюцию следующего содержания:

Поручается поименованным ниже лицам [370] принять и передать Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу, по приезде его в Москву, синодские дела при участии секретаря Нумерова, а по Московской епархии – Преосвященному Иннокентию, епископу Клинскому, а до его прибытия Преосвященному Леониду, епископу Вернинскому, при участии столоначальника Невского[371].

Вот эту-то резолюцию патриарха обновленцы и выставили в качестве официального акта передачи им всей полноты власти в церкви. Опираясь на нее, они публично объявили об образовании Высшего церковного управления (ВЦУ) и призвали готовиться к Поместному собору для окончательного разрешения вопроса о власти в церкви.

19 мая, после отъезда патриарха Тихона в Троицкое подворье, сюда въехало Высшее церковное управление под председательством епископа Антонина (Грановского) и в составе епископа Леонида (Скобеева), священников А. Введенского, В. Красницкого, Е. Белкова, С. Калиновского. Гражданская власть сняла все печати в канцелярии патриарха и таким образом вручила механизм управления церковью в их руки. По епархиям ВЦУ рассылало своих уполномоченных с задачей захвата церковной власти, устранения «тихоновского» епископата и духовенства. Раскол в Православной церкви стал свершившимся фактом. Обновленцы заявили о своей политической лояльности власти и поддержке социального курса государства.

Существующие в литературе точки зрения на зарождение обновленческого движения: – одна, сводящая все исключительно к действиям советского государства и конкретно его репрессивных органов, а другая отрицающая какое-либо его участие – не могут, как нам кажется, по отдельности дать ответ на все вопросы, касающиеся истории обновленчества в русском православии. Это две стороны одного явления.

Идеи «обновления» церкви под которым понималось ее высвобождение из-под жесткой опеки государства, большая открытость миру и обществу, активность мирян и большая их вовлеченность в жизнь прихода и церкви в целом, отдельные реформы во внутрицерковной жизни – зримо проявили себя в начале XX в. Они имели сторонников среди иерархов, приходского духовенства и мирян; захватили значительные круги в российской интеллигенции; оживленно обсуждались в заседаниях Петербургских религиозно-философских собраний (1901–1903), Предсоборного присутствия (1906) и Предсоборного совещания (1912). В последующие десятилетия эти идеи никуда не уходили, они сохранялись в толще российского общества, периодически выходя из тени вместе с политическими коллизиями российской истории: Революция 1905–1907 гг., Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, Поместный собор 1917–1918 гг. Священнослужители и наиболее активные миряне не могли не думать, что должна делать церковь, чтобы соответствовать чаяниям своих верующих, и как доносить до них вечные идеи спасения в сложных и постоянно меняющихся обстоятельствах первой четверти XX в.