Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

О Делекторской нужно сказать особо.

Русская по крови, француженка по обстоятельствам, прожив большую часть жизни за рубежом, Лидия Николаевна никогда не жила в отрыве от России, которую совсем юной покинула на сломе времён и эпох, в суровое время Гражданской войны. Судьба предначертала ей обрести счастье рядом с великим французским художником Анри Матисcом, став для него не просто источником вдохновения, но и на определённом этапе крепким жизненным оберегом, а в дальнейшем и хранительницей его наследия. Тем не менее, находясь в эпицентре французской, европейской культуры, она любила всё русское. И когда в середине 1950-х годов она открыла для себя творчество Паустовского, то была очарована не только манерой его письма, но и тем «звуковым» фоном удивительного душевного созерцания, которым были наполнены произведения этого автора. В своих записях от февраля 1974 года Делекторская отметит:

«Когда я начала переводить Паустовского, я решила, что если я не найду для него издателя, то хоть смогу дать почитать свою рукопись двадцати-тридцати знакомым и друзьям, чтоб кто-то знал, что в России есть такой писатель»341.

Делекторская перевела на французский язык все шесть книг «Повести о жизни». Но самым трудным было осилить «Золотую розу». И она этого не скрывала:

«Хочу сохранить, поскольку могу, – напишет она в одном из писем Леониду Рахманову, – и форму языка, и ударения Паустовского, но с пятью-шестью французами, которые интересуются моим переводом, у меня прямо битвы: так, мол, по-французски не делается»342.

Повесть Паустовского о писательском труде Лидия Николаевна будет переводить шесть лет, а выйдет в свет она только в 1968 году, когда Паустовского уже не станет.

Знакомство с Делекторской, которое произошло в 1956 году, во время его первого посещения Парижа, Паустовский описал в рассказе «Мимолётный Париж». Эта встреча была случайной, но очень крепко «зацепившей» их обоих. И это было начало большой и долгой дружбы. Лидия Николаевна сопровождала Паустовского не только во Франции. Были совместные поездки в Италию в октябре 1965 года и в Англию в сентябре 1964 года по случаю выхода в свет «Повести о жизни» в лондонском издательстве «Harvill Press». Во время своих приездов в СССР Лидия Николаевна всегда была дорогим гостем в квартире Паустовских на Котельнической набережной и, конечно же, в Тарусе.

Новый, 1961 год Паустовский встретит в Ялте.

«Танюша, радость моя, – напишет Паустовский супруге 14 февраля 1961 года из Ялты, – рукой мне писать стало трудно, нужно очень напрягаться, чтобы писать разборчиво. Поэтому пишу на машинке, не сердись. <…>

Я всё время в состоянии какого-то длинного и тоскливого одиночества. Хорошо одиночество, когда отрываешься для работы на несколько часов и знаешь, что ты, мой единственный человек, рядом, но постоянно оставаться с самим собой, со своими мыслями, огорчениями, болезнями – уже нет сил»343.

Конечно, Ялта не была «наказанием» для Паустовского, он очень любил этот уютный черноморский городок у подножия величественной и утопающей в предгорных лесах Ай-Петри, и всё же жить в отдалении от семьи было обременением, к которому жестоко подвела болезнь, и с этим всё труднее и труднее было мириться.

«Жизнь у меня нескладная, – будет сообщать Паустовский в письме Касьяну Голейзовскому[42], – (особенно в деле переписки с людьми). У меня, по существу, три адреса – в Москве, Тарусе и Ялте, не считая других спорадических адресов. Всюду накапливаются письма, и я мечусь между этими городами, не успевая отвечать. Все на меня обижаются, и это ужасно»344.

Из всех этих адресов Таруса была ближе. Хотя уже и там не было никакого спокойствия от наплыва тех, кто лично хотел познакомиться с Паустовским.

Татьяна Алексеевна надёжно держала «оборону» от почти каждодневно наседавших поклонников, желающих во что бы то ни стало увидеть Константина Георгиевича. Кто-то – из почтения, а кто-то и из любопытства. Для пользы дела приходилось обманывать, придумывая различные небылицы.

Может быть, именно поэтому, чтобы не ждать незваных гостей, в свой шестьдесят девятый день рождения Паустовский с близкими для него людьми попросту уехал из Тарусы. Впрочем, было и другое дело – обсуждение выхода в свет нового литературного альманаха, идейным вдохновителем и организатором которого был Константин Георгиевич.

По возвращении в Тарусу он напишет Федину 8 июня 1961 года:

«В Калугу съехалось человек двадцать литературной молодёжи во главе с Саммиром (Алянским. – О. Т.). В общем, пошумели, потом поехали в глухой городок Калужской области Юхнов, заняли всю гостиницу, произвели лёгкое смятение и восторгались тамошними дебрями, лесами и прозрачными реками. Почти на каждом километре – глубокая река. Ты, кажется, с Иваном Сергеевичем (Соколовым-Микитовым. – О. Т.) плыл по Угре. Так вот, я ловил на этой чудесной реке рыбу.

Были в Полотняном Заводе – имении Н. Н. Гончаровой-Пушкиной. По запустению и красоте я, пожалуй, ещё не встречал таких мест в России. От Пушкина осталась только беседка в дремучем парке»345.

Много о чём рассказал Константин Георгиевич Федину в этом письме. И о кончине Веры Николаевны Буниной-Муровцевой, с которой так и не посчастливилось увидеться, и походатайствовал о возможности возвращения архива Бунина в Россию, вспомнил и о писателе Николае Славетинском, которого всё не принимают в Союз писателей, сказал и о предстоящей поездке в Польшу, что не задалась прошлым маем…

Но об альманахе «Литературные страницы», работа над которым уже шла полным ходом, он не обмолвился ни словом, ни намёком.

«Тарусские страницы»: «Что делать с тиражом?»

Литературный альманах «Тарусские страницы» выйдет в свет в октябре 1961 года. Его напечатает Калужское книжное издательство.

«Тарусские страницы» сразу же после выхода в свет станут настоящей библиографической редкостью, а иметь их в домашней библиотеке станет правилом хорошего литературного вкуса для всех, кто понимал время. Нельзя сказать напрямую, что его выпуск был своеобразным демаршем Паустовского на закрытие «Литературной Москвы», но на отказ в публикации статьи «Кому передавать оружие?» – несомненно. Пусть это внешне было и не так заметно, но это было именно так.

Своим появлением, и во многом содержанием, альманах полностью обязан Паустовскому.

Насчёт того, как зачинались «Тарусские страницы», есть повествование писательницы Галины Корниловой[43] данные в книге Татьяны Мельниковой[44] «Таруса – 101-й километр».

«Случилось так, – рассказывает Галина Петровна, – что летом шестьдесят первого года большая компания друзей Паустовского сидела в саду за большим столиком.