Магический мир. Введение в историю магического мышления - Эрнесто де Мартино

к более высокому напряжению, чем обычно» (одиночество, усталость, голод и жажда, неожиданные и необычные происшествия, как, например, нежданное появление опасных животных, изменение пейзажа и т. д.)[569].

С точки зрения филологии и этнологии, не существует магической эпохи в полном смысле этого слова, в той же степени, что не существует пре-логической эпохи (Леви-Брюль) либо пре-религиозной эпохи (Фрейзер) и т. д. Никто не знает этого лучше, чем Де Мартино; и все же, пока он обвиняет Кантони[570] в подмене понятий между примитивным и магическим менталитетом, Де Мартино сам склоняется к тому, чтобы отождествлять в общих чертах магизм с архаизмом или примитивизмом. Де Мартини обвиняет Кантони в том, что тот чересчур философ. Но не является ли Де Мартин сам слишком, чересчур философом? И не является ли это его сильной стороной, даже если может показаться, что за этим кроется некоторая слабость? Филологическая слабость перед превосходящей спекулятивной силой, когда между философией и филологией еще не достигнуто равновесие. С другой стороны, эта книга так и называется: «Введение в историю магизма» – и ее положительной чертой, как и предыдущей книги автора, является критическая часть, нежели конструктивная, – это особенно касается защиты его основного тезиса, то есть «упорной ограниченности нашего историографического горизонта и замкнутости нашего гуманизма». Это лучшая работа Де Мартино, так как в ней проблема историчности оказывается на службе у релятивизма, который бы так пошел на пользу историзму и этнологии.

Мирча Элиаде

Наука, идеализм и паранормальные явления

(в «Critique», 1938, n. 23, pp. 315 sgg.).

Эндрю Ланг занимает в истории этнологии особенное место. Он первым «увидел» не только надвигающиеся проблемы, но и все их теоретические последствия, и попытался решить их более ли менее корректным образом. Именно Ланг первым обнаружил важность Высших Существ самых примитивных народов, предвосхищая на четверть века открытия Гусинде, Копперса, Трийа и Шебеста среди Фуджийцев и Пигмеев. В 1984 г. все тот же Ланг первым сравнил магические «силы» колдунов и связанные с ними верования в менее развитых обществах с некоторыми паранормальными явлениями (ясновидением, предсказанием, телекинезом и т. д.), которые знаменитое «Общество психических исследований» начало собирать и изучать. Ланг даже предложил включать в этнологические экспедиции специалиста по парапсихологии, более компетентного, чем этнографы и натуралисты, в наблюдении, проверке и сборе информации о паранормальных явлениях среди примитивных обществ. Как можно было предвидеть, эти предложения не имели успеха. Но от этого этнографы и путешественники не перестали собирать и сообщать о все более растущем количестве «чудес», исполненных колдунами, шаманами и целителями. С другой стороны, после долгих колебаний и первых ошибок, исследования в области паранормальной психологии пришли к конкретным результатам: многие научные институты продолжают сегодня, на крепких основаниях, исследования, зародившиеся 60 лет назад в лондонском «Обществе психических исследований».

Де Мартино в первую очередь взялся за обсуждение объективности этих паранормальных феноменов как среди примитивных колдунов, так и среди медиумов и субъектов парапсихологических исследований. В одном из отрывков книги он закономерным образом упоминает что полемический взгляд на паранормальные феномены, то есть их безоговорочное отрицание, хоть и обладал основанием в недалеком прошлом, на сегодняшний день совершенно поменялся. Подобный взгляд имел место и свою историческую функцию в той степени, в которой речь шла об идее универсального триумфа рационализма в контексте западного мира, по отношению к его магическо-религиозному прошлому. По определенным тактическим причинам, рационализм должен был отрицать реальность паранормальных феноменов. Но сегодня, замечает Де Мартино, вселенная больше не придает магическо-религиозным феноменам никакого значения, и рационализму больше ничего не угрожает при «объективном» наблюдении как «чудес» примитивных колдунов, так и паранормальных феноменов медиумов. Поэтому в своем «Магическом мире» он пытается рассмотреть эти «чудеса». Он возвращается к этнологическим свидетельствам, которые ему довелось использовать в работе об экстрасенсорном восприятии[571], и цитирует некоторое количество случаев, которые относятся к паранормальным способностям примитивных магов, обращаясь только к проверенным и качественным фактам квалифицированных авторов. Например, он цитирует Широкогорова, некоторые случаи ясновидения и чтения мыслей среди тунгусских шаманов; из работ Трия он берет странные эпизоды пророческого ясновидения в сновидениях среди пигмеев, как например, случай с распознанием вора с помощью магического зеркала; случаи очень конкретных видений о результатах охоты, также с использованием магического зеркала; случаи точного понимания неизвестных языков у пигмеев; у Д. Лесли он берет примеры ясновидения среди зулу; и наконец, он черпает из многих авторов и документов описание коллективной церемонии ходьбы по огню на островах Фиджи[572]. Многие другие паранормальные феномены были замечены Богоразом среди чукчей, он даже записал на диски «голоса духов» шаманов: вплоть до сегодняшнего дня эти голоса считались чревовещанием, но это объяснение маловероятно, так как голоса точно происходили издалека, а не рядом с диктофоном напротив шамана. Расмуссен среди эскимосов иглулик и Гусинде среди селькнам из Огненной Земли собрали множество случаев предвидения, ясновидения и т. д. Список, со слов самого автора, можно с легкостью продолжать.

Но этих документов достаточно, так они являются одними из самых надежных и точных из всей современной этнологической науки. Не может существовать никакого сомнения в объективности паранормальных феноменов, многие из которых наблюдались и среди европейских медиумов. Сам факт допущения подобных феноменов представляет собой скандал для современной науки: признать возможность передвижения объектов на расстоянии, читать мысли, понимать неизвестные языки и тому подобное, будто бы отрицает самые надежные исторические основания науки. Эти феномены все-таки обладают характером sui generis: их не всегда получается повторить в любом пространстве (вспомним, например, неудачу многочисленных паранормальных опытов, как среди примитивных колдунов, так и среди современных медиумов). Поэтому нельзя заявлять, что эти феномены принадлежат природе на тех же условиях, что и остальные; они, скорее, принадлежат «культурно обусловленной природе», то есть природе, чье значение обусловлено человеческим опытом в определенный исторический момент, то есть в итоге они принадлежат природе, которая существует только для примитивных людей и которая является частью их магической перспективы. Де Мартино блестяще касается темы исторического смысла объективности паранормальных феноменов во второй главе своей книги «Историческая драма магического мира»; автор – это идеалист школы Бенедетто Кроче, и в своей предыдущей работе[573] даже попытался заложить основы этнологии согласно понятию истории Кроче. Как он правомерно замечает, определить, в какой степени магические силы примитивных колдунов реальны, это проблема, которая может быть решена только в прямой связи со смыслом, которую реальность обретает в переживании примитивных людей. Если мы думаем, что реальность примитивного человека совпадает с нашей, наше понимание притупляется, не только в отношении паранормальных феноменов