Всемирный потоп - Адам Туз

за своё эмоциональное равновесие[788]. Французы не могли позволить себе такой роскоши. Для них нарушение Германией находящихся в стадии становления норм международного права стало очевидным предостережением. Было понятно, что правительство Франции считает эти нормы недостаточной защитой от поражения, и оно обязано защитить своих граждан в случае ещё одной германской оккупации. Эта новая территориальная проблема требовала территориального решения. И решение должно приниматься за счёт агрессора.

8 апреля, после нескольких дней упорных переговоров, «Большая тройка» избежала открытого разрыва[789]. Саар был поставлен под управление Комиссии Лиги Наций с правом возвращения Германии или присоединения к Франции по результатам плебисцита, проведение которого было назначено на 1934 год. До тех пор добываемый уголь должен поставляться во Францию. Рейнская провинция подлежала полной демилитаризации и оккупации войсками союзников на 15 лет. Поэтапный вывод этих войск зависел от выполнения Германией остальных обязательств по Версальскому договору и от того, насколько полными будут гарантии безопасности со стороны Британии и Соединённых Штатов. Как утверждал позднее Клемансо, он добился всего, на что Франция могла надеяться[790]. Он держал Германию за горло. Он добился поддержки со стороны Британии и Америки. Если они решат уйти, это будет катастрофой для Франции. Но по меньшей мере Париж по условиям договора получал право закрепиться на оккупированных территориях. Клемансо надеялся, что ему удалось обеспечить эти гарантии и скорее укрепить, чем ослабить, союз военного времени. Предусмотренное в договоре сотрудничество с Британией и Америкой имело для него почти такое же значение, как и содержащиеся в нём статьи, направленные против Германии. Британские и американские части будут защищать страну от Германии вместе с французской армией. Надзор за разоружением Германии становился общей ответственностью. Ключевым словом для Клемансо было слово «ответственность». Он не верил в обязательность выполнения договоров, если в них не было слов о «стремлении… убеждениях, мыслях», а также о «воле» к обеспечению того, чтобы «традиционно противоположные, а иногда и противоречащие друг другу интересы» отвечали общим целям. К этому союзники шли с 1917 года. Если бы такое партнёрство военных лет превратилось в «нерушимый союз мирного времени», то Франция чувствовала бы себя в полной безопасности[791]. Характерно, что Клемансо не учитывал потерь, связанных с занимаемой им самим непримиримой позицией. Он вступал в разногласия с Британией и Америкой и, хотя 4 мая его правительство одобрило предлагаемый договор, во многом так и не смирился с теми во Франции, кто поддерживал довольно часто высказываемое мнение о том, что достигнутый мир наивен и либерален[792].

III

Эта напряжённая обстановка осложнялась необходимостью создания системы безопасности на Востоке. Для того чтобы защититься от стратегической угрозы сближения Россией и Германии, Франции нужно было построить прочный кордон из восточноевропейских стран. Но никакая «жестокость» не отравляла немцам жизнь в такой степени, как вопрос пограничного урегулирования на Востоке, с чем с огромным пониманием соглашались англоговорящие обозреватели. Как отмечал в апреле 1919 года один американский военный обозреватель, «в Центральной Европе французская форма видна повсюду… империалистическая идея захватила французов подобно безумию, и очевидны усилия создать ряд особо милитаризованных государств, действующих, насколько это возможно, под началом Франции…»[793] Польше, Румынии и Чехословакии отводилась роль сторожевых псов Франции. Однако обсуждение вопроса в таком ключе с самого начала означало победу германской пропаганды. Как говорил сам Вильсон, отвечая критикам территориального урегулирования, Версаль был «жёстким договором с точки зрения обязанностей и мер наказания, налагаемых на Германию, но… он значит намного больше, чем обычный мирный договор с Германией. Он несёт освобождение великим народам, которые прежде так и не смогли найти путь к свободе»[794]. Клемансо стоял на тех же позициях. Темой мирного процесса было национальное освобождение. Миротворцы думали «меньше о старом, чем о новом»[795]. В Центральной Европе это неизбежно происходило за счёт уже существующих стран.

Что касается Чехословакии, то для того чтобы рассматривать её как часть германского вопроса, необходимо начать с пангерманизма. Королевство Богемии вошло в состав монархии Габсбургов в 1526 году. Значительная часть населения западной части королевства, позже ставшей печально известной как Судетская область, говорила на немецком языке. Эта территория имела большое экономическое значение и представляла собой естественный рубеж обороны для любого чешского государства. К 1913 году численность населения этой области, преимущественно зажиточного, достигла 3 млн человек, остававшихся немцами с этнической и лингвистической точки зрения. Однако за всю свою историю эта область никаким образом не входила в состав государств, образовавших германский рейх в 1871 году. Американская делегация, руководствуясь принципами самоопределения, скептически относилась к передаче этой территории Чехословакии. Присоединение этих земель к Австрии означало бы создание странной географической конфигурации. Но передача этих земель Германии стала бы для поверженного рейха ощутимым территориальным приобретением за счёт чешских союзников Антанты. Это было неприемлемо как для Клемансо, так и для Ллойда Джорджа[796]. Если Германия и Чехословакия позже решат произвести обмен территориями на условиях приемлемых для Праги, то это будет делом этих двух стран и Лиги Наций, а сам вопрос уже не будет иметь отношения к миротворцам. На самом деле претензии по поводу Судет начали выдвигать австрийские пангерманисты типа Гитлера. Веймарская республика не заостряла особого внимания на этой проблеме.

Действительно взрывоопасной проблемой была польско-германская граница с её самым больным вопросом — Силезией[797]. Силезия также когда-то принадлежала Богемской короне, а значит — Габсбургам, и только в 1742 году её захватил Фридрих Великий в ходе самой печально известной из всех его авантюрных кампаний. К тому времени Нижняя Силезия была почти полностью «германизирована». Однако в Верхней Силезии значительную часть населения составляли поляки. Ко всему прочему, этот регион был центром промышленной революции в Восточной Европе. Его экономическая карта изменилась в результате притока германского капитала, подпитываемого предпринимательской энергией магнатов-аристократов. Четверть Силезии принадлежала семи феодальным германским династиям, а её основное природное богатство составляли металлические руды и уголь. Для настоящей экономической независимости новому польскому государству были необходимы эти промышленные ресурсы. Точно так же Польша нуждалась в выходе к морю, а для этого надо было проложить коридор по населённой этническими немцами территории к балтийскому побережью в районе Данцига.

Ситуация была предсказуемой. Поляки при поддержке французов стремились к наиболее выгодному для себя решению, которое включало передачу Польше города Данцига и всей Верхней Силезии[798]. Британия и Америка возражали, называя это чрезмерным нарушением принципа самоопределения. Начавшиеся в феврале 1919 года споры по этому вопросу продолжались вплоть до подписания Версальского договора в июне того