Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I - Эмма Гольдман

со мной повидаться и пригласили на ужин. По возвращении я застала Ипполита в ярости, он негодовал. Какое-то время спустя мой хороший друг Паллавичини приехал со своей женой и ребёнком. Ипполит сразу же начал сочинять невероятные истории об этом человеке. Жизнь с Ипполитом становилась более тревожной, но я пока не думала о расставании.

Глава 22

Письмо от Карла Стоуна неожиданно поменяло мои планы относительно изучения медицины. «Когда ты отплывала в Европу, — писал он, — я думал, предполагается, что ты должна поехать в Швейцарию изучать медицину. Только на это мы с Германом предложили тебе содержание. Теперь я узнаю, что ты по-прежнему занимаешься пропагандой и живёшь с новым любовником. Разумеется, не рассчитывай, что мы будем поддерживать что-то из вышеперечисленного. Меня Э. Г. интересует только как женщина, её идеи для меня ничего не значат. Пожалуйста, выбирай». Я сразу же ответила: «Э. Г. как женщина и её идеи неразделимы. Она существует не для развлечения выскочек и не позволяет никому диктовать ей условия. Оставьте свои деньги себе».

Я не могла поверить, что Герман Миллер имеет отношение к этому письму. Я была уверена, что вскоре получу от него вести. Из суммы, которую он мне выдал, у меня ещё оставалось достаточно денег, которых должно было хватить на несколько месяцев. Двести долларов, полученные от Стоуна, я передала Эрику на траты в связи с разработкой туннеля. Я испытала чувство облегчения от того, что вопрос был закрыт. Когда жалование закончилось, и я не получила ни слова от Германа, то сделала вывод, что он тоже изменил своё решение. Я расстроилась, но вместе с тем была рада больше не зависеть от обеспеченных людей. В конце концов Чайковский был прав: нельзя посвятить себя идеалу и профессии одновременно. Я вернусь в Америку и займусь своей работой.

Однажды вечером, когда мы с Ипполитом собирались пойти на важное заседание комитета, горничная передала мне визитную карточку. Я пришла в неописуемый восторг, увидев на ней имя Оскара Паниццы, чьи талантливые статьи в Armer Teufel вдохновляли меня годами. Через минуту в комнату вошёл высокий, тёмный мужчина и представился Паниццей. Он узнал от доктора Юджина Шмидта о том, что я в Париже, и хотел «познакомиться с Кассандрой, подругой нашего дорогого Роберта». Он пригласил меня провести вечер с ним и доктором Шмидтом. «Сначала мы идём к Оскару Уайльду, — сказал он, — и хотим, чтобы ты пошла с нами. Потом поужинаем».

Какое прекрасное событие — познакомиться с Паниццей и Уайльдом в один вечер! Находясь в предвкушении, я постучала в дверь Ипполита, чтобы ему всё рассказать. Я застала его расхаживающим по комнате; он был раздражён и ждал меня. «Только не говори, что ты не идёшь на заседание! — гневно закричал он. — Ты пообещала, тебя ждут, ты взяла на себе обязательства! Ты можешь встретиться с Оскаром Уайльдом и Паниццей в другой раз. Почему обязательно сегодня?» Из-за перевозбуждения я совсем забыла о заседании. Конечно, я не могу не пойти. С тяжёлым сердцем я спустилась сказать Паницце, что не смогу никуда пойти этим вечером. Можем мы встретиться завтра или послезавтра? Мы договорились на следующую субботу, в обед. Он снова пригласит доктора Шмидта, но не обещает ничего насчёт Оскара Уайльда. Тот был сильно болен и не всегда мог выйти из дома, но Паницца постарается организовать встречу.

В пятницу доктор Шмидт зашёл сказать, что Паницца неожиданно уехал, но скоро должен вернуться в Париж и тогда сможет со мной увидеться. Доктор, должно быть, заметил, что на моём лице отразилось разочарование. «На улице прекрасная погода, — сказал он, — пойдёмте на прогулку». Я была благодарна, но сильно жалела о том, что упустила такую редкую возможность познакомиться с Оскаром Уайльдом и провести вечер с Паниццей.

Во время прогулки по Люксембургу я рассказала доктору о негодовании, которое испытывала по поводу заключения Оскара Уайльда111. Я защищала его дело перед жалкими лицемерами, которые послали его на смерть. «Ты! — удивлённо воскликнул доктор. — Как! Ты же тогда была ещё совсем молодой. Как ты осмелилась выступить на публике в защиту Оскара Уайльда в пуританской Америке?» «Чепуха! — ответила я. — Не нужно отваги для того, чтобы протестовать против великой несправедливости». Доктор неоднозначно улыбнулся. «Несправедливость? — повторил он. — Это было не совсем так с точки зрения закона, хотя могло быть так с точки зрения психологии». Остаток вечера мы провели, горячо споря по поводу гомосексуализма, извращения и вопроса сексуальной ориентации. Доктор много размышлял на эти темы, но был ограничен в своём подходе, и я подозревала, что его немного возмущал факт того, что я, молодая женщина, могу говорить без обиняков на такие запретные темы.

Вернувшись в отель, я застала Ипполита в очень мрачном состоянии. Почему-то меня это раздражало больше чем обычно. Не сказав ни слова, я ушла в свою комнату. На столе лежала стопка писем; одно из них заставило мой пульс участиться. Оно было от Макса. Он писал, что они с Пак были в Париже. Они приехали прошлой ночью, и им не терпелось увидеться со мной. Я побежала к Ипполиту, размахивая письмом и крича: «Макс в городе! Подумай только — Макс!» Он уставился на меня, как будто я сошла с ума. «Макс? Какой Макс?» — безучастно спросил он. «Какой-какой, Макс Багинский! Какой ещё Макс может столько для меня значить?» Как только я это сказала, я поняла свою бестактность. Но, к моему удивлению, Ипполит воскликнул: «Макс Багинский! Вот так да! Я всё о нём знаю и давно хотел с ним познакомиться. Я рад, что он здесь». Никогда я не слышала, чтобы мой угрюмый Putzi112, как я его называла, выражал такой явный интерес к представителю своего пола. Обняв Ипполита за шею, я воскликнула: «Пойдём к Максу прямо сейчас!» Он прижал меня к себе и пристально посмотрел в глаза. «Что такое?» — спросила я. «Ничего, просто хотел ещё раз убедиться, что ты меня любишь, — ответил он. — Если бы я мог быть в этом уверен, мне больше ничего на свете не было бы нужно». «Глупый мальчик, — сказала я, — конечно, ты можешь быть в этом уверен». Он отказался пойти со мной на встречу к Максу и Пак; он хотел, чтобы сначала с ним увиделась я. Потом он к нам присоединится.

По дороге в моей памяти всплывали прекрасные мгновения, проведённые с Максом. Казалось невероятным,