«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев

этому времени предыдущий китайский адвокат «больных» запросил денег. Центр в категорической форме отверг какую-либо возможность направления денег «Вильгельму». Одновременно Москва в ответ на предложение Зорге высказалась против официальных сообщений ТАСС из Китая по делу «больных». Предлагалось поручить Айзаксу взять интервью у «больных», а также через Сун Цинлин выяснить их положение в Сучоу. В том, что касается реального швейцарца Пауля Руэгга, Центр утверждал, что он в Швейцарии не мог быть обнаружен. Вместе с тем сообщалось о намерении развернуть кампанию в прессе против китайских палачей и их пособников швейцарцев и англичан.

По-прежнему не только судьба Руэгга-Рудника связывала Зорге с руководством Коминтерна. Через него продолжали передаваться как по линии IV управления, так и через коминтерновских связных деньги китайским коммунистам, которые периодически застревали где-то в промежуточных инстанциях, и тогда шла долгая переписка, в которой от Зорге требовали отчёта, куда пропали очередные 10 тыс. или 20 тыс. американских долларов. Ещё большая путаница возникала с оплатой услуг адвокатов «больных». Более того, рацию резидента использовали для связи с коминтерновскими представителями в Шанхае.

9 января 1932 года «Рамзай» сообщал «Михаилу»:

«Вашу депешу из 47 групп Юлюс не может разобрать, повторите по-нашему.

Больные переведены в гражданскую тюрьму. Условия очень ухудшились. Стараемся, чтобы больных перевели в Шанхай, где бы слушалось дело».

«Юлиус» – Стефан Цвиич, представитель ЦК Коммунистического интернационала молодёжи в Шанхае, в силу причин технического характера не только использовал для связи с Коминтерном радиостанцию «Рамзая», но и телеграммы, ему предназначенные, передавались с использованием шифра «Рамзая».

14 января Рамзай получил телеграмму от А. Л. Абрамова, заведующего Отделом международной связи Коминтерна: «Фишер просит 8000 дол. Герман сообщил – весь гонорар уже уплачен. Срочите немедленно, верно ли, что можно получить больных под залог.

Почему до сих пор не подтверждаете получение и передачу нашим друзьям десяти тысяч, посланных по Вашей линии?»

«1) Нам непонятен Ваш третий запрос о десяти тысячах, хотя мы уже два раза сообщали, что нам ничего не известно об этих деньгах, и просили сообщить, когда, кому и где таковые были высланы.

2) К отъезду Германа адвокат не получил ещё всех 10 000 амов. Герман просил нас, если прибудет адвокат, чтобы следующие 5000 амов тогда передали Ченну», – ответил Пятницкому Зорге.

С учётом японской интервенции в Шанхае и всплеском антияпонских выступлений Зорге направил 28 января шифртелеграмму Берзину для Пятницкого о том, что быстрый рост забастовочного и антиимпериалистического движения требовал присутствия представителя Коминтерна.

31 января из Москвы выехал очередной адвокат для «больных» – швейцарец Жан Венсан[43]. В переписке он проходил под псевдонимом «Винцент».

За два дня до его отъезда Зорге была отправлена очередная телеграмма: «Мы за освобождение жены, с тем чтобы она пока осталась в сеттльменте для связи с нами. Высылаем из Швейцарии адвоката Винцента… Утверждаем, что фото из Берна фальсифицированы. Кампанию в прессе усиливаем. Сообщите, есть ли надежда в теперешний переходный период вырвать обоих больных».

2 февраля из Центра пришла телеграмма: «Выясните и примите меры к освобождению больных в теперешний переходный период, когда у властей полный хаос. Сообщите возможности». Тем временем Зорге, убедившись, что все предпринимаемые меры по освобождению супругов Рудник путём подкупа имеют мало шансов, приступил к подготовке «освобождения силой».

А Зорге готовил очередное освобождение арестованных и, как следовало из дальнейшей переписки, «силой». «Приготовления для освобождения больных начаты, – докладывал он в Москву для „Михаила“ 11 февраля 1932 года. – Исход сообщим. Газета временно приостановлена. Срочите, приехал ли Вильгельм. Срочите для Юлиуса связь со Шмидтом в Харбине для переправки студентов». Под студентами имелись в виду китайцы, отправляемые КПК для учёбы в Москву.

Наконец 15 февраля Москва отреагировала на сложившееся столь ненормальное положение вещей – на широкое использование шанхайской резидентуры в интересах Коминтерна: «… Второе. Друзья все больше стремятся Вас загрузить своей работой. Это со всех точек зрения опасно и может привести к провалу. При малейшем затруднении их работу не выполняйте зпт срочите Ваше мнение. Старик».

Однако, как покажет дальнейшее развитие событие, это было только дежурной отпиской (отнюдь не первой), и сам Центр не собирался следовать собственным, безусловно, разумным, хотя и слишком запоздалым указаниям.

19 марта Зорге сообщил о крахе попытки силового освобождения арестованных: «…Попытка освобождения больных, почти законченная, расстроилась из-за перевода больных. Странно, что это уже второй случай. Аналогичная история произошла в Лунгве».

А уже через несколько дней Рамзаю для Юлиуса пришла телеграмма о предстоящем приезде очередной коминтерновской связной немки Шарлотты Герман, которая должна была остановиться во всё том же «Палас Отеле», и сообщался пароль для связи с ней. Сам текст за подписью Абрамова был адресован тов. Берзину. Казалось бы, кому как не Старику, следовало оборвать эту бесконечную порочную связь?

Что же касается Шарлотты, то она прибыла в конце марта в Шанхай и пятнадцать тысяч были благополучно переданы представителю Коминтерна Юлиусу. О чём было доложено через радиостанцию Рамзая для тов. Пятницкого.

Весной 1932 г. в Шанхае появился представитель ОМС Коминтерна Н. Н. Герберт (Зедделер, «Курт», «Эрвин»), который пробыл в Китае до мая 1935 г. Ближайшим заданием Герберта, по его словам, было восстановление связи, прерванной после провала Рудника, с КПК, советскими районами и Кореей. Вторым заданием было установить связь с Японией, Филиппинами и если появится возможность, то и с Индокитаем и Индией. Странно, но об участии в освобождении своего предшественника на посту представителя ОМС Рудника Герберт предпочёл умолчать. Может быть, руководство Коминтерна решило, что этот воз будет продолжать тащить шанхайская резидентура «Рамзая».

Связавшись с КПК «в лице товарищей Погорелова и Измайлова» (Цинь Бансянь и Чжан Вэньтянь, соответственно), Герберт занялся, прежде всего, легализацией своего положения. Это выглядело очень неординарно и, как представляется, весьма эффективно. Как член Интернационального музыкального общества, снабжённый соответствовавшей рекомендацией, он связался с шанхайской консерваторией и виднейшими музыкантами этого города и по их совету взял как секретаря одного китайского профессора музыки для подбора старой китайской литературы о музыке и театре.

Одновременно Герберт серьёзно приступил к изучению китайского языка, что дало ему возможность расширить круг своих знакомств. На музыкальном поприще Герберту удалось достигнуть определённых успехов. Он поставил два китайских балета-пантомимы. У него брала интервью американская пресса и посвятила его творчеству несколько статей. Перед самым отъездом Герберт через племянника министра финансов Сун Цзывэня, которому давал бесплатно уроки игры на скрипке, был приглашён вступить в организованное правительством общество «Эволюция китайской музыки и театра», членами которого, кроме него, являлись только два иностранца.

Герберту, как следовало из его доклада, в первые же месяцы удалось организовать бесперебойную радиосвязь с советскими