Городок мой, Сиривада - Мадхурантакам Раджарам

Такое самопожертвование тронуло Бхушана до глубины души. Он поднял корзину на голову, принес домой. Дома помылся, а когда сел ужинать, то услышал, как мать рассказывала:

— Аливелю нынче за травой ходила, да скорпион, говорят, ужалил бедную. Еле-еле домой приплелась, с пустой корзиной.

Бхушан от удивления только рот раскрыл. На другой день он заявил отцу:

— Я женюсь на Аливелю. Вы с матерью приданого много не требуйте. Сколько дадут, столько и возьмите. Да сегодня же соберите родных и уладьте все со свадьбой.

Варадайя был ошеломлен. Это покорный сын так командует! Оправившись от изумления, он завопил:

— Из моего добра ничего не получишь! Нищим останешься! Запомни!

— И моего труда в эту землю вложено немало! — отрезал Бхушан. Дальше — больше, слово за слово. Быть бы скандалу, да мать вмешалась:

— Сыновья-то ведь детишки — пока в коротких штанишках, а подрастут — разве станут слушаться? Пускай будет так, как ему хочется. А скандалить начнете — люди засмеют!

Уладить ссору было в ее интересах. Сколько лет ждет она появления невестки в доме. Одна она уже не в силах справляться с таким большим хозяйством.

Пришлось Варадайе в конце концов согласиться. Но сына он изругал последними словами. Бхушан на брань внимания не обратил. Сам пошел, привел кое-кого из родных, позвал отца Аливелю. Придя в себя от изумления, собравшиеся принялись обсуждать, как справить свадьбу, а Бхушан, довольный, взял корзину и отправился в поле.

— И это называется жених! Дома о твоей свадьбе договариваются, а ты сюда пришел, — поддела его Аливелю.

— Раз невеста здесь, то чего я там потерял? — ответил Бхушан.

— Глянь-ка, какой ты непутевый, бава, — сдерживая смех, сказала Аливелю. — А еще послушным слывешь!

Бхушан ничего не ответил ей. Стиснул девушку в объятиях и куснул за щеку.

Перевод В. Удовиченко.

ПОПУГАЙЧИК В КЛЕТКЕ

Рано утром я чистил зубы веточкой маргозы. Вдруг откуда-то послышались рыдания и крики. Я вышел на улицу и увидел, что перед домом Нараяны собрались люди.

— Что там случилось, амма? — спросил я мать, входившую во двор.

— Жена Нараяны померла, — ответила она.

— Да что ты!

— А чего тут удивительного! Все помрем. Позавчера была здорова, вчера в лихорадке слегла, а сегодня померла. Недаром в пословице говорится: когда дождь придет, когда жизнь уйдет — никому неведомо… — И мать забормотала молитву.

В самом деле, что толку гадать, почему душа, как попугай, вылетает из клетки. Недаром это сказано: любопытный глупее незнающего. Доискиваться причины того, что случилось, бесполезно, все равно ответа не найдешь. Назовут ослом — и за дело.

Кто знает, почему при известии о смерти жены Нараяны мне внезапно вспомнилась моя младшая сестренка Суббулю. Если на пути встретится лиана, то потом обязательно начнется лес, — так и воспоминания: за одним непременно тянется вереница других. На память мне стали приходить разные события тех давних лет. Суббулю родилась после трех сыновей, из которых я был младшим, и мы с ней росли вместе. Славная девочка была моя сестренка — большеглазая, краснощекая, хорошенькая толстушка. Все в семье, кроме матери, звали ее Дуббулю — Колобок. Пока она была малышкой, то откликалась на это прозвище, хотя мать очень сердилась. «Зачем вы ее так зовете? — упрекала она нас. — Сами-то маленькими еще толще да круглее были». Наша мать — женщина здоровая, молока у нее после родов всегда было вдоволь, вот дети и сосали, сколько хотели, и росли крепкими, здоровыми.

Считается, что толстые люди — ленивы, чего нельзя было сказать о нашей проворной и умненькой Суббулю. Когда я учился в третьем классе, сестренка была в первом. В пятом классе она догнала меня, и мы учились вместе.

Один случай из нашей школьной жизни я помню так, будто это случилось сегодня. Учитель задал мне вопрос, я не ответил. Он спросил Суббулю, и она ответила правильно. Тогда учитель велел ей отщелкать меня по носу. Суббулю сначала заупрямилась и хотела убежать из класса, но учитель разъярился и накричал на нее. Она, понурившись, подошла ко мне и выполнила приказ учителя. Мальчишки кругом хохотали, как гиены, а я готов был сквозь землю провалиться. Хотя Суббулю не причинила мне боли, унижение было нестерпимым. Мне хотелось кинуться на учителя, повалить на землю и топтать — и его и Суббулю тоже. Едва прозвенел звонок, я ринулся из школы домой, забился в темный угол и, закрыв лицо руками, зарыдал. Я узнал робкие шаги — ко мне приближалась Суббулю. Я еще крепче прижал ладони к глазам и ушам, но услышал, что она громко плачет. Мать и дедушка с трудом успокоили сестренку — она переживала еще больше, чем я сам.

В том году и я, и Суббулю окончили пятый класс. Отец хотел, чтобы учебу в школе второй ступени продолжал только я, а Суббулю умоляла его разрешить и ей тоже учиться дальше. После того как отец отказал, она дала клятву не принимать пищи. Сначала Суббулю отказалась от своего любимого сладкого риса с молоком, и мать встревожилась, но когда Суббулю перестала даже воду пить, мать набросилась на отца.

— Эта сумасшедшая девчонка до смерти себя доведет. Разве ты не видишь?

Отец вынужден был уступить. Суббулю отдали в школу христианской миссии. Она была без ума от радости, да и отец потом увидел, что расходы даже сократились — миссионеры учили и кормили бесплатно, тратиться приходилось только на одежду.

Теперь Суббулю жила при христианской миссии. Когда она приехала на летние каникулы, я изумился, увидев, как она похудела.

— Мама, Суббулю у нас, как леденец, растаяла! — закричал я.

— Ничего, девочки хотят быть худенькими, — возразила мать, но на самом деле она очень огорчилась. Все каникулы мать пекла всякие