Национальная идея России - Валерий Александрович Тишков

с учетом этноязыкового состава населения. Однако в Индии имеются особые районы и целые штаты, которые де-факто являются автономиями на этнической основе (например, штат Нагаленд с населением, состоящим из племен нага) и даже неконтролируемые центральным правительством районы, как Джамму и Кашмир, где националистическое, сепаратистское движение фактически переродилось в джихадистское подполье. Последний пример имеет особый смысл с точки зрения оценки исторических попыток реализовать «теорию двух наций» на религиозно-этнической (коммуналистской) основе в противовес секулярному и кросс-этническому варианту нациестроительства[39].

Чтобы не исключать из сравнительно-исторического анализа Европу, приведем пример Испании с точки зрения ее устройства. Испания – полиэтничная страна, где кроме кастильцев живут каталонцы, галисийцы, баски, окситанцы, астурийцы, арагонцы, говорящие на своих языках, имеющие отличительные культурные традиции и сильное коллективное самосознание, основанное к тому же на исторической памяти существования отдельных государственных образований. По своей форме Испания – это конституционная монархия, но идея испанской нации как основы государства утвердилась в ХХ в., и испанская культура и кастильский (испанский) язык имеют выдающиеся заслуги перед мировой культурой.

Пережив режим Франко, когда некастильское население, их культура и языки подвергались насильственной ассимиляции, Испания вышла на государственное устройство, основанное на федерации 17 автономий с высоким уровнем самоуправления. Автономные сообщества имеют собственные конституции (статуты), такие культурно мощные и экономически развитые регионы, как Каталония и Страна Басков, в своих статутах записали понятия каталонской и баскской наций, и добрая половина населения и политического класса занимают сепаратистские позиции в пользу создания собственных государств. В таком случае закономерен вопрос, а есть ли нация в Испании и кто в нее входит? Естественно, что такой же вопрос тем более закономерен для стран первой десятки по численности населения.

Если, как считают отрицатели российской нации, в Татарстане не принимают российскую нацию, то уж тем более не принимают китайскую нацию в Тибете и Синьцзяне, индийскую – в Нагаленде и в Джамму и Кашмире, испанскую – в Каталонии и Стране Басков, французскую – на Корсике, британскую – в Ольстере и Шотландии, канадскую – в Квебеке. И так по всему списку государств с сепаратистскими регионами и общественно-политическими силами. Так что тезис о наличии разного рода диссидентов внутри той или иной гражданской нации никак не может служить аргументом в пользу отрицания ее существования. Точно так же как нельзя связывать наличие нации в том или ином государстве с характером ее правления, а точнее – с наличием или отсутствием демократии.

Важно рассмотреть конкретно, как разные страны и их правители и в разные времена, особенно сегодня, «работают с категорией нация» (выражение А. Миллера). Прежде всего нет сомнений, что все крупные полиэтничные страны выбрали в качестве доктринальной основы своей легитимности и обеспечения согласия идею гражданской нации и идеологию национализма как идеологию сопричастности с Родиной, верности и служения Отечеству, т. е. патриотизма.

Идея нации как согражданства с общей судьбой, ценностями и ответственностью служит основой фактически всех современных государств, но для крупных стран со сложным составом населения и большими региональными различиями эта идея исторически утверждалась с большим трудом, конкурируя с этническим национализмом, трайбализмом и региональным сепаратизмом. В ряде случаев идею общей нации на полиэтничной основе отвергали представители этнического большинства, как, например, национализм хиндиязычного большинства в Индии или ханьский шовинизм в Китае. Пожалуй, наиболее серьезными противниками российской нации в России также выступают радикальные представители т. н. русского национализма, а не только нерусские этнонационалисты. В Канаде концепт канадской нации конкурирует с идеей франкофонов о квебекской нации, а также с «первыми нациями» в лице индейцев и инуитов, имеющими внутреннюю автономную территорию и резервационные общины.

Имеются трудные варианты, когда в стране могут конкурировать две или три равнозначные по своим демографическому и культурному потенциалу национальные идеи. Это так называемые двухобщинные или равнообщинные государства, как, например, Бельгия в Европе или Малайзия в Южной Азии. Но и в этих случаях обнаруживаются рецепты для преодоления такого цугцванга и вырабатываются проекты национального строительства.

Еще один распространенный вариант осложненного утверждения концепта гражданской нации среди населения одного государства – это когда на территории одной страны существуют регионы или анклавы с населением, этнический состав которых совпадает с преобладающим этническим сообществом соседнего государства, составляющего основу или значительную часть населения уже другой нации. Наиболее разительные примеры – это Нагорный Карабах в Азербайджане, Северная Ирландия (Ольстер) в Соединенном Королевстве, тамилы в Шри-Ланке в соседстве с тамильским регионом Индии и другие. Но и в этих взрывоопасных ситуациях чаще побеждают общенациональная идентичность и политическая лояльность по стране гражданства, если только за историей взаимоотношений стран и населения не стоит опыт кровавых разборок, а среди политиков-правителей не доминируют воинствующие экстремисты.

Разные страны имеют разный опыт государственной политики и экспертного обеспечения в области этнонациональной, языковой и конфессиональной политики. Почти во всех крупных странах имеются в разной степени напряженности конфликты и даже гражданские войны, в основе которых лежат именно культурные или регионально-исторические различия. Индия на протяжении своего суверенного существования живет с двумя-тремя внутренними вооруженными конфликтами, но тем не менее не снимает со своей повестки концепт индийской нации и тем самым сохраняя свою легитимность и даже территориальную целостность. Сложная ситуация с автономными регионами (Тибет и Синьцзян) в Китае, когда этническая, религиозная, языковая отличительность представляет существенную преграду общекитайскому нациестроительству на ханьской основе.

Эти две крупные страны, во многом сравнимые с Россией, осуществляют разные стратегии этнонациональной политики в связи с разными государственно-политическими системами, но их опыт представляет интерес для политики гражданского нациестроительства в России. Обзор в целом о современном мироустройстве свидетельствует, что гражданский (государственный) национализм в разных его ипостасях продолжает играть ключевую роль в системе современных наций-государств, и, видимо, не меньшую, чем в периоды становления Вестфальской системы первых суверенных государств Европы, распада мировой колониальной системы после Второй мировой войны, а также геополитического катаклизма, вызванного распадом СССР. Ключевая роль национальных государств обнаруживается не только в разрешении внутренних и трансграничных вооруженных конфликтов конца ХХ и начала ХХI веков, но и в такой неожиданно глобальной проблеме, как пандемия коронавируса в 2019–2021 годах. Именно власти суверенных государств с их способностью обеспечить масштабные защитные меры, включая карантинные ограничения, гражданскую солидарность и готовность подчинения национальному правительству, помогают справляться с распространением болезни.

Как работают современные нации? Здесь многие компоненты и механизмы изменились, но некоторые остаются неизменными. Среди последних это разработка, выдвижение и борьба за саму идею нации. Этот акт «рождения нации» связывают зачастую с какими-то политиками, отцами-основателями типа Бенджамина Франклина и Томаса Джефферсона в США или с борцами-харизматиками типа Махатмы Ганди в Индии,