Национальная идея России - Валерий Александрович Тишков

присоединению к Индии нескольких сот в прошлом независимых княжеств, а также французские и португальские колонии, тем самым территориально оформив пространственное очертание индийской нации. В январе 1950 г. по инициативе Неру Индия была провозглашена светской и демократической республикой. Конституция Индии содержала гарантии демократических свобод и запрет дискриминации по признакам религии, национальности или касты. Система правления была президентско-парламентской, но основная власть принадлежала премьер-министру, избираемому парламентом. Парламент стал двухпалатным, состоявшим из народной палаты и совета штатов. 28 штатов с разной степенью самоуправления (Джамму и Кашмир имели особый статус с принятой только в 1956 г. конституцией, которая была ликвидирована в 2019 г.) получили внутреннюю автономию, право на собственное законодательство и полицию, регулирование экономической деятельности. В дальнейшем число штатов возросло, так как было создано несколько новых штатов по этноязыковому признаку. В ноябре 1956 г. было создано 14 новых штатов и 6 союзных территорий.

Говоря о нациестроительстве в Индии, невозможно обойти фундаментальный фактор раскола этого общества по этнорелигиозному признаку, своего рода конфликт между доминирующим большинством и остальным населением страны. Этот конфликт двух подходов в понимании сущности нации и государственности чем-то схож с российской ситуацией и по этой причине особенно ценен для сравнительного анализа. В Индии идея нации на основе гражданского (инклюзивного) общеиндийского национализма столкнулась с давним и растущим в последние десятилетия этнорелигиозным индуистским национализмом. Напомним, что общеиндийский национализм Ганди и Неру стоял за единство политической нации независимо от религиозной и этнической принадлежности, а индуистский национализм требует привилегий индуистам как «государствообразующему народу» под лозунгом «Индия для индуистов». Последний активно использует религиозный фактор, отождествляя «истинных индийцев» с приверженцами индуизма, которые якобы подвергаются дискриминации в своем государстве, хотя и составляют его историческую основу и демографически больше других групп населения (мусульман, христиан, буддистов, сикхов и т. д.). По разным оценкам, индуисты составляют 80 %, а мусульмане 16 % населения страны.

Как пишет В. А. Шнирельман, «с самого начала индийский национализм содержал в себе определенные религиозные компоненты, и перед лидерами освободительного движения постоянно стоял вопрос о том, как строить нацию в условиях поликонфессиональности и можно ли это сделать вообще». Здесь главным оппонентом была идеология хиндутва, «„индуистского“ культурного национализма», которая содержала в себе обращение к генетическому наследию и общей крови, к некоему изначальному индуизму эпохи вед и упанишад, представляя собой гегемонистский проект североиндийского брахманизма. Этот дискурс включает в себя «цивилизационную» компоненту («индуистская / индийская цивилизация»), а сам индуизм представляется не столько религией, сколько образом жизни и набором универсальных норм поведения, которые стоят выше всех других религиозных традиций. Хотя индуизм объявлял себя толерантной идеологией, вбирающей в себя все верования под общей концепцией «индуизма», это «однако не мешало ему подчас мириться с фундаменталистскими, мистико-оккультистскими взглядами и даже своего рода „монокультурным неорасизмом“». Под последним имеются в виду расовые «арийские» идеи, отвергающие «чужаков-иноверцев»[44]. Кстати, «отцы нации» – Ганди и Неру не скрывали своих симпатий к индуизму, а Ганди-то был просто весьма верующим человеком, укорененным в обычаях своей касты банья и вишнуитским культам, хотя делом своей жизни считал объединение мусульман и всяких разных индуистов, которые отличаются подчас больше друг от друга, чем от мусульман и христиан. Неру хотя и был кашмирским брахманом, но очень светским человеком, далеким от религии. Но Джавахарлал Неру считал, что в такой стране, как Индия, где существует много религий, невозможен никакой иной национализм, кроме секулярного.

Не менее сложная ситуация сложилась вокруг языковой проблемы и федеративного строительства. Хиндиязычное политическое лобби настаивало на придании своему языку статус национального (государственного) языка. Их лидеры в Ассамблее выступали за очищение языка от заимствований из языков урду и английского, использование языка хинди как основного в тексте Конституции. В напряженной атмосфере Неру и его сторонникам удалось найти компромиссное решение, а именно – наряду с английским как государственным хинди получил статус официального языка с возможностью предоставления такого статуса и другим региональным языкам. Тогдашним властям удалось сдержать языковой национализм со стороны наиболее значительной части населения и утвердить политику многоязычия, использования разных языков на разных уровнях и в разных сферах. Индийская идентичность не была сведена к единственной, пусть даже мажоритарной, культурной норме. «Индийскость была определена не как единственная и исчерпывающая идентичность, но как идентичность, которая заключает в себе по меньшей мере два других аспекта. Гражданами Индии также считаются и члены языковых и культурных сообществ: ория или тамилы, кашмирцы или маратхи. Федеральная система Индии должна воплощать в себе эту многоуровневую индийскость и разрастающие идентичности»[45].

Первоначально Неру хотел, чтобы индийские штаты оставались полиэтничными и многоязычными административными образованиями, как во времена британского правления, но со временем штаты были реорганизованы с учетом этноязыкового фактора. А с приходом к власти БДП и в результате расширения хиндиязычной культуры и политического индуизма язык хинди стал основным государственным языком Индии. Английский язык, который широко используется в бизнесе и администрации, получил статус «вспомогательного официального языка»; он также играет большую роль в образовании, в особенности в среднем и высшем. В Конституции Индии определен 21 (сейчас уже 22 официальных языка), на которых говорит значительная часть населения или которые имеют классический статус (например, санскрит).

Символы индийской нации: Красный форт и гробница второго императора из династии Великих Моголов, Хумаюна, Дели (фото Рыжаковой С. И.)

В годы премьерства Индиры Ганди и Раджива Ганди власти стали активнее использовать индуистскую символику, поступаясь принципами светскости. Рост напряженности между индуистами и мусульманами вызвал череду конфликтов и погромов, самым из известных из них был конфликт вокруг храма в Айодхье в 1992 году. В этой ситуации роль политического индуизма в последние десятилетия стала возрастать. «В руках фундаменталистов религия превратилась из веры в идеологию, основанную на выраженном этноцентризме»[46]. Действия властей в поддержку меньшинств воспринимаются индуистскими фундаменталистами как покушение на их собственные права и, следовательно, «ослабление нации». Факторы конфликтности и «раздела» были «созданы британскими колониальными статистиками, проводившими перепись населения по конфессиональному и кастовому признакам, тем самым объективируя религиозную идентичность. Именно в таком контексте религиозная общность стала отождествляться с „нацией“. Отсюда и берет начало тот самый „коммунализм“, который создает постоянную внутреннюю угрозу безопасности Индии»[47].

Вызовом для гражданского нациестроительства стал подъем, а затем и приход к власти политической партии «Бхаратийя джаната парти» (БДП), олицетворявшей индуистский «культурный национализм». БДП настаивала на смене государственной символики (заменить трехцветный флаг на шафрановый, а сочиненный Рабиндранатом Тагором гимн ведийскими песнопениями и т. д.). Они ставили цель создания «индуистского государства»,