Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

В XVI в. великие географические открытия позволи­ли наладить постоянный приток драгоценных металлов в европу из нового Света и тем самым освободили ее от за­висимости от Востока. Прежде всего, они открыли возмож­ ность для неограниченного накопления богатств и безграничной экспансии. Экономическая деятельность детерри­ториализуется, и большие торговые компании начинают заниматься вполне легальным вооруженным грабежом (об­ мен товарами с туземцами уступает место навязанной не­ равноправной торговле). Страсть к золоту соединяется с предпринимательским духом. Большой капитализм начи­нает свое развитие. Повсюду открываются товарные бир­жи. На фасаде биржи, появившейся в 1531 г. в Антверпене, было написано: «Для торговцев всех наций».

Одновременно, как уточняет Карл Поланьи, «в XV и XVI вв. Государство своими действиями навязывает тор­говую систему, уничтожающую протекционизм городов и мелких княжеств. Меркантилизм разрушил партикуля­ризм, охранявший локальную и межмуниципальную тор­ говлю. Он перескочил через барьеры, возведенные местной торговлей, и тем самым уничтожил различие между горо­дом и деревней, так же как и между разными регионами»17. Именно с XV в. деньги начинают играть самостоятель­ную, субстанциальную роль. Это признают Эразм Роттер­ Дамский: «Деньги подчинили себе все» (Pecunia obediunt omnia) и Ганс Сакс: «Деньги это земной бог» (Gelt ist auf Erden der irdisch Gott). Феодальное общество должно было полностью подчиниться понятию общего блага: дворян­ство и корпорации приносили торжественную клятву под­чиняться его требованиям. Частная собственность была признана не как абсолютное право или право в себе, но ис­ ходя из практического расчета (богатства лучше использу­ются частными лицами, нежели коллективами) и всегда с ограничениями. До того времени расчеты в экономике применялись как крайнее средство. Отныне в расчетах ста­ ли стремиться к точности: «Идея о том, что расчеты долж­ны быть точными и обязательно сходиться, — очень совре­менная идея» (Зомбарт). До этого деньги существовали только для того, чтобы их тратили. Фома Аквинский писал: «Польза денег в том, что их можно потратить» (Ususpecuniae est in emissione ipsius). «Извлечение прибыли ради прибыли, lucrum in infinitum, спекуляция и стремление к доходам до того были заклеймены как постыдная страсть. В Сред­ невековье бытовало суровое отношение к продаже и пере­ продаже с прибылью вещи, в которую не был вложен труд. Средневековым людям казался неоправданным доход, полученный только от самого факта посредничества про­давца. По этой же причине Церковь осуждала ростов­щичество»18. С этой точки зрения, мы присутствуем при на­ стоящем перевороте ценностей, который постепенно прово­дила буржуазия. Предварительные расчеты становятся основой торговли. Стремление к прибыли трактуется уже как добродетель19. Антуан де Монкретьен в трактате «По­литическая экономия», посвященном Людовику XIII, объ­явил обогащение самодостаточной целью: «Счастье людей состоит главным образом в богатстве».

Экономическая деятельность тоже изменила свою при­ роду. Она была эмпирической, а стала рациональной. Рань­ше она должна была удовлетворять человеческим потреб­ностям, отныне человек стал приспосабливаться к ее законам. Она была экономикой спроса и потребления, а стала эконо­микой предложения и обмена. Чем более расширялся ры­нок и чувствовалась необходимость в увеличении экономи­ческих связей, тем более возрастала роль торговца, т. е. того представителя экономического класса, который был пре­жде всего заинтересован в количественном аспекте про­изводства. Вернер Зомбарт подчеркивал: «Коммерция ори­ентирует дух человека по направлению к количеству, кон­ центрирует его внимание и интерес на количественной стороне вещей. Торговец по доброй воле склоняется к их количественной оценке. Это происходит потому, что он не привязан никакими узами к тем предметам, которые он продает или покупает. Торговец проявляет к объектам сво­ей коммерции внешнее и незаинтересованное отношение. Он видит в них только объекты обмена, и отсюда — коли­чественная оценка вещей: объект обмена является величи­ной, и только эта величина интересна для коммерсанта»20.

Поворотным пунктом по направлению к модерну была и реформация. В то время как Лютер яростно нападал на рождающийся капитализм, Кальвин, напротив, пытался со­гласовать его с христианской моралью. Пуритане Англии и Голландии, а затем Америки считали большие прибыли знаком богоизбранности. Однако католическая Церковь, несмотря на свое отношение к деньгам, также внесла вклад в появление буржуазного капитализма. С одной стороны, она развивала идею о самоценности труда: человек нахо­ дится на земле для того, чтобы работать, и работать все больше. Осуждая досуг (otium), она призывала к не­досугу (neg­otium), т. е. к «негоциантству», торговле. С другой сто­роны, вся ее мораль основывалась на идее рационализации поведения: греховно то, что противоречит требованиям разума. Вот почему Фома Аквинский осуждал одновремен­ но и праздность (otiositas), и всякие проявления «эксцес­сов» и страсти. Зомбарт отмечал: «если говорить о роли, которую сыграла католическая религия в формировании и развитии капиталистического духа, то нужно задуматься о том, что идея фундаментальной рационализации благо­ приятствовала капиталистическому образу мыслей, рассу­дочному и целеустремленному. В сущности, идеи прибыли и экономического рационализма являются лишь прило­жением к тем правилам, которые католическая Церковь предъявляла к жизни в целом. Для того чтобы капитализм мог развиваться, естественный человек, человек импульсив­ный, должен был исчезнуть, а жизнь — с ее спонтанностью и оригинальностью — уступить место рациональному на­ чалу. Короче говоря, условием расцвета капитализма было переворачивание, трансформация всех ценностей. Именно это и породило искусственное и замысловатое существо, называемое нами homoeconomicus»21.

В этой новой обстановке средневековое мировоззрение потерпело крах. Картезианство, пришедшее на смену но­минализму, породило новое отношение к чувственно вос­принимаемому миру. Дух и материя радикально разошлись, так же как Бог и мир, мысль и действие. реальность стала разорванной и дискретной. Мир становится объектом, ко­торым можно овладеть с помощью разумной деятельности, который можно рационализировать. Он становится вещью среди вещей. А все вещи можно оценить и измерить. Все они имеют свою цену, т. е. обменную стоимость, зависящую от спроса и предложения и определяемую их редкостью.

В прошлом личность человека формировалась в рамках его традиционной принадлежности: индивид прославлял и одновременно продолжал то, что ему предшествовало. Этот способ мировосприятия придавал ценность истокам. Отныне новое обретает самоценность. Дух предпринимательства подразумевает ориентацию в будущее. В то же вре­мя достижение нового состояния свободы мыслится как освобождение от оков прошлого. Экономическая деятель­ность считается безграничной: капиталистическая экономи­ка должна работать сверх обычных нужд, постоянно дости­гая нового уровня. нужно изменить мир, постоянно созда­вая что­то новое. Оптимум теперь совпадает с максимумом, лучшее сводится к большему. Появляется одержимость ра­ботой, изменениями, движением. Нужно изменить мир, чтобы сделать его индустриальным, финансовым и техни­ческим. Как верно заметил Жак Эллюль: «Постоянное дви­жение, сдвигание всего с насиженных мест являются более важной характеристикой буржуазии, чем частная собствен­ность. Она заставляет работать весь мир. Она проводит че­реду революций, чтобы установить или навязать нужный политический режим. Она часто в короткий срок радикаль­но меняет экономические структуры, постоянно замещает их новыми и завоевывает всю землю»22.