Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

направлениях, и общество возможно лишь до тех пор, пока будет существовать подобный ход дела. Там, где уважение к божественному закону недостаточно, оно должно быть заменено уважением к закону человеческому, иначе водворится совершенное беззаконие и варварство. Если люди должны жить вместе, несмотря на недостаток внутренней силы для сохранения справедливости во взаимных своих отношениях, то должна быть внешняя сила, которая бы принуждала их вести себя таким образом и делала бы жизнь в обществе сносной. Подобная внешняя сила может иметь действительное влияние только тогда, когда ее почитают. Дикие племена, у которых недостает такого чувства благоговения, вовсе не могут достигать цивилизации и должны уступать свое место обладающим такими чувствами. Если в обществе чувство преданности уменьшается быстрее, чем растет чувство справедливости, то является наклонность к общественному распадению: население Парижа готовится дать нам пример такого состояния.

Постоянно можно наблюдать, как для дикого эгоизма необходим соответствующий размер обожания силы. Прислушайтесь к деловым разговорам людей, разберите приемы торговцев и промышленников, перечитайте деловую корреспонденцию, заставьте адвоката рассказать свои разговоры с клиентами – и вы найдете, что в своих поступках люди большей частью руководствуются не вопросом о справедливости, а вопросом о законности. Большинство людей мало стесняется соблюдением строгой правдивости, лишь бы ветер закона надувал их паруса. Светский человек не спрашивает: можно ли по справедливости предъявлять мне такое-то требование? Он спрашивает: что сказано в обязательстве? И коль скоро дело дойдет до взыскания, подобный человек будет стараться получить и то, чего ему по справедливости не следует. Как скоро закон будет на его стороне и суд решит в его пользу, он не стеснится положить в карман все, что возможно было добыть таким образом. Подобные поступки мы встречаем постоянно, и люди, которые их совершают, считаются достойными уважения – отсюда мы видим, что множество людей способны поступать справедливо со своими ближними только вследствие принуждения. После этого нетрудно понять, как необходимо то чувство, которое дает силу орудию принуждения.

Не подлежит никакому сомнению, что упомянутое чувство породило много гигантского зла и до сих пор продолжает плодить его. Ему мы обязаны различными предрассудками, которые господствуют до настоящего времени. К вредным последствиям из этого источника принадлежит убеждение, что законодательство способно совершать великие дела, и гибельное вмешательство властей, сопровождающее это убеждение. Уважение, из которого выходит покорность правительству, непременно украшает это правительство соответствующими собственным своим размерам высокими качествами; так как оно в существе своем есть обожание силы, то может значительно развиться только тогда, когда его предмет действительно обладает большей силой или когда сила эта приписывается ему по предрассудку. Отсюда выходят старинные иллюзии, что правители могут устанавливать ценность монеты, размер заработной платы и стоимость жизненных потребностей. Отсюда господствующие ныне убеждения, что правительства могут облегчить нищету, уменьшить страдания денежного рынка, излечить законом от чрезмерно густого населения. Отсюда чудовищное, хотя общераспространенное убеждение, что законодательство может, не нарушая справедливости, отбирать собственность народа в таких размерах и для таких целей, какие ему заблагорассудятся, например, для поддержания государственной церкви, для содержания бедных, на жалованье учителям, на основание колоний и т. п. Отсюда поразительное мнение, что актом парламента можно отменять предписания природы, можно, например, сделать преступление из поступка купца, который покупает товар во Франции и привозит его для продажи к нам, между тем как на основании нравственного закона, напротив, преступно мешать ему действовать таким образом! Точно решение нескольких человек, заседающих в одной из комнат Вестминстера, может сделать поступки какого-либо рода справедливыми или несправедливыми! Несмотря, однако, на все это, несмотря на все ложные учения и ошибочные взгляды, на бесчисленные притеснения, бедствия и страдания, которыми обожание силы так или иначе наделяло и наделяет мир, мы все-таки должны согласиться, что чувство это выполнило и до сих пор выполняет очень важную задачу; пусть же оно продолжает свое существование до тех пор, пока это для него возможно.

§ 8. Нетрудно доказать, что чувство, о котором идет речь, не может существовать долее, чем необходимо. Как скоро можно обходиться без него, оно ослабляется путем настолько же простым, насколько и совершенным в своем роде. Оно разрушается тем чувством, младенчество которого дает ему возможность управлять людьми. Между временным и окончательным законным руководителем наших действий происходит непрерывная борьба, во время которой постоянно уменьшающееся влияние одной стороны дает рост другой.

Выше было разъяснено (гл. V, § 5), что чувство справедливости, симпатическое возбуждение которого заставляет людей поступать должным образом по отношению к другим, есть то же самое чувство, которое заставляет их настаивать на своих собственных справедливых требованиях; оно побуждает их требовать свободы деятельности, свободы упражнять свои способности и понуждает их сопротивляться всякому нарушению в этом отношении. Этот стимул не терпит никаких ограничений, за исключением тех, которые налагаются сочувственными побуждениями; он оспаривает всякое притязание на излишнее преимущество, с какой бы стороны это последнее ни появлялось. Поэтому он находится в постоянной вражде с чувством, обусловливающим раболепие. «Уважайте эту власть», – говорит обожание силы. – «За что мне ее уважать? Кто поставил ее надо мной?» – спрашивает инстинкт свободы. – «Повинуйся», – нашептывает обожание. – «Возмущайся», – ворчит инстинкт. – «Я исполню все, что ваше величие изволит приказывать», – говорит один замирающим голосом. – «Позвольте, сэр, – возражает другой, – на каком основании вы изволите мне приказывать, кто вы такой?» – «Этот человек назначен Богом, чтобы управлять нами, и мы должны ему подчиняться», – утверждает обожание. – «Неправда, – возражает инстинкт, – мы имеем Богом установленные права на свободу, и наша обязанность – охранять их». В этом роде производится спор, и в течение каждого фазиса цивилизации исход его определяется относительной силой обоих чувств. Когда нравственное чувство слишком слабо и не в состоянии создать ограничений, необходимых для общественной жизни, тогда его протест едва слышен и не мешает преобладающему обожанию силы устанавливать самый суровый деспотизм. Мало-помалу, когда нравственное чувство окрепнет до того, что станет препятствовать людям совершать самое грубое насилие, оно будет уже достаточно могущественно для успешной борьбы с излишними теперь крайностями принуждения. Если оно, наконец, достигнет такой силы, что через посредство своего рефлективного отправления внушит людям самое полное уважение к правам других и сделает правительство излишним, тогда непосредственная его деятельность породит столь бдительную ревность в охранении своих прав, что правительство сделается невозможным. Вот и еще один пример удивительной простоты в устройстве природы: мы делаемся свободными посредством того же самого чувства, которое приспосабливает нас к свободе.

Учреждения каждой эпохи представляют компромисс между этими борющимися нравственными силами, подписанный ими во время последнего перемирия. Между обществом с неограниченным правительством, которое порождается господством одного чувства, и обществом