Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

иначе, племена, нуждающиеся в принудительном управлении, могли бы точно так же дойти до убеждения, что такое управление дурно, как до него доходят народы развитые. Русские могли бы понимать так же ясно, как и мы, несправедливость деспотизма и справедливость свободных учреждений. Если бы они это поняли, то это привело бы у них к общественному разложению, потому что нельзя себе представить, чтобы они после этого довольствовались суровым управлением, которое необходимо, чтобы удерживать их в состоянии общества.

§ 10. Когда несообразность между политическими учреждениями и народными свойствами сделается достаточно велика, тогда происходит перемена; процесс такого изменения, со своей стороны, должен быть в гармонии с этими свойствами и, смотря по качествам народа, будет иметь или насильственный характер, или мирный. Нередко слышны возгласы против революций, произведенных силой оружия; но порицатели забывают в этом случае, что характер революций точно так же, как и характер всех других учреждений, определяется свойствами людей, которые их производят. Нравственное убеждение – вещь прекрасная, оно хорошо для нас, хорошо для всех тех, кого можно до него довести. Но предполагать, что на первых ступенях общественного развития можно употреблять нравственное убеждение и достигнуть таким образом цели – значит не понимать условий положения. Выражаясь языком механики, мы можем сказать, что чем неспособнее люди к общественной жизни, тем сильнее должен быть механизм, сдерживающий их в обществе, и тем значительнее и конвульсивнее должно быть усилие, необходимое для того, чтобы его сломить, как скоро он приходит в негодность. Существование правительства, не подчиняющегося народной воле, т. е. правительства деспотического, предполагает такую обстановку, при которой возможна одна насильственная перемена. Для того, чтобы принудительное управление могло иметь практическое применение, в народе должно преобладать обожание силы, а это всегда указывает на сохранившуюся еще дикость. Когда чувство обожания силы могущественно, то деятельность его может прекратиться лишь после того, как зло дурного управления породит большое ожесточение. Излишняя сила чувства, обеспечивающего внешнее управление, указывает на недостаток чувства, порождающего управление внутреннее; при таком положении нет того внимания к жизни и правам людей, которое не допускает до крайностей. А где разрушительные наклонности сравнительно деятельнее, раздражение достигает крайних пределов, и чувство самообладания недостаточно, там насилия неизбежны. Мирные революции производятся при совершенно других обстоятельствах. Подобные революции возможны только тогда, когда общество не состоит более из резко враждебных членов, когда оно начинает сливаться и в нем порождается внутренняя организация, когда нет более надобности сдерживать его посредством могущественного внешнего стеснения и когда, следовательно, нужно несравненно менее силы, чтобы произвести перемену. Подобные перевороты возможны лишь при условии достижения людьми более значительной степени приспособления к общественной жизни, при которой они уже не способны ни причинять, ни переносить крайнего притеснения, вследствие чего размеры народного негодования будут значительно уменьшены. Они возможны лишь тогда, когда симпатические чувства настолько развиты, что отчасти нейтрализуют наклонность к жестокой мести. Для того только, чтобы привилась идея, что реформы могут и должны происходить мирным путем, нужно уже в значительной степени обладать нравственным чувством. При недостатке этого последнего подобная идея не только невыполнима, но недоступна даже пониманию, но зато с его развитием делается возможным и то, и другое.

Таким образом, мы должны смотреть на судорожные общественные перевороты теми же глазами, что и на все другие естественные явления: они вырабатываются неизбежно и идут неизменным путем. Мы можем сожалеть о пролитии крови, мы можем желать, чтобы кровопролития не было, но безрассудно предполагать, что при тех же народных свойствах дела могли бы пойти иначе. «Не случись таких-то или вот этих обстоятельств, – говорят нам, – то результат был бы совершенно иной; если бы жив был такой-то человек, то он предупредил бы катастрофу». Но не следует поддаваться подобным заблуждениям. Перемены эти производятся силой, не зависящей от отдельной воли. Личности, кажущиеся в этом случае главными двигателями, в сущности не более как орудия этой силы; если бы их не было, то на их место явились бы другие. Несообразность между свойствами и учреждениями – вот сила, производящая волнение; революция есть процесс, приводящий к равновесию. Процесс этот видоизменяется случайными обстоятельствами, но окончательный результат выходит почти один и тот же. Можно ускорит или замедлить движение, усилить волнение или облегчить и улучшить исход, но через несколько лет дело придет к тому же результату, и происшествия переходного времени не имеют тут никакого значения.

Совершенно справедливо, что насильственные перевороты, низвергающие старый порядок, не осуществляют надежд тех, кем они производятся, и в окончательном результате порождают учреждения, превосходящие лишь немногим только что уничтоженные (гл. XX, § 2). Но так же справедливо, что произведенные изменения не могли произойти никаким иным путем. Недостаток приспособленности обусловливает как дурной процесс перемены, так и несовершенную политическую организацию. Не только вызванное им постоянное управление будет отличаться суровостью, но даже самые незначительные улучшения будут достигнуты не иначе, как с большими страданиями. Наоборот, те же самые причины, которые делают возможным лучшее общественное состояние, облегчают и совершение последующих изменений. Изменения совершаются чаще при меньшем давлении и сопровождаются не столь значительным волнением; мало-помалу постепенное уменьшение размеров перемен и расстояния между ними приводит к процессу непрерывного роста.

§ 11. Можно рассматривать цивилизацию еще с другой точки зрения. Это процесс, которым вырабатывается устройство человека и общества, необходимое для полного проявления каждой индивидуальности. Для полного счастья каждого, а, следовательно, и для полного счастья всех необходимо, чтобы человек мог следовать всякому являющемуся в нем желанию, чтобы он всегда был тем, чем его создала природа. В силу закона приспособления мы должны подвигаться к такому состоянию, при котором возможно полное удовлетворение всякого желания, всестороннее выполнение всех задач индивидуальной жизни. Сначала такое положение невозможно. Предоставленные на произвол стремления первобытного человека приводят к анархии. Если его индивидуальная жизнь не будет стеснена, то общество должно разложиться. Даже в нашей среде необходимо стеснение, но отдельная воля гражданина имеет уже более простора, потому что не действует так разрушительно на порядок. Дальнейший прогресс должен состоять в возрастающем уважении к священным правам индивида и в упадке всего, что их ограничивает.

Можно привести бесчисленное множество фактов в доказательство того, что при первобытных правительствах личность стесняется всего более и что стеснение это уменьшается по мере развития общества. Сравнивая народы Египта, Ассирии, Китая и Индостана с греками, Грот говорит: «Религиозные и политические постановления то в совокупности, то отдельно определяли образ жизни каждого человека, его веру, обязанности и положение в обществе: они не оставляли никакого простора для деятельности воли и рассудка индивидуума». Начиная от самой чистой формы