Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

разговор с позиции силы и лелеет мечту при первой благоприятной ситуации снова набросить на украинский народ имперское ярмо. Присутствие ядерного оружия на Украине охлаждает шовинистический запал. Справедливо предполагать, что эту грязную российскую игру понимают в Вашингтоне»[1167]. (Трудно не заметить, что немало публикаций галицийской прессы по стилю и словарю поразительно напоминают газету «Правда» советского времени. Похожи они и крайней познавательной скудостью, строгим следованием агитационному принципу все ответы ясны и однозначны.)

«Шлях перемоги» считал, что военная доктрина Украины должна базироваться на концепции потенциальной российской угрозы. «Не тут ли начинается фактор моральной демобилизации, комплекс малороссийскости, когда люди, ответственные за судьбу державы, не могут переступить через веками вдолбленный комплекс приниженности, не могут поставить вопросы: "Является ли Россия дружественной Украине державой?", "Угрожает ли Россия независимости Украины?" – и ответить на них. Рано или поздно ответ дать придется, и тогда сама жизнь заставит создателей военной доктрины Украины взять за основу концепции мазепинское "…через саблю имеем право". Тогда и увидим, есть ли у нас сегодняшние Мазепа, Петлюра, Шухевич»[1168]. Обратим внимание, что все перечисленные деятели были лидерами именно вооруженной борьбы с русскими или советскими властями. Чтобы понять степень безответственности автора этого текста, стоит лишь задаться вопросом, что же конкретно, по его мнению, должны делать «сегодняшние Мазепа, Петлюра, Шухевич».

Интересно, что бы сказал автор этой статьи, если бы узнал, что продолжателем дела Мазепы и Шухевича история сделала Владимира Зеленского.

Замечу в то же время, что российский политический истеблишмент много сделал для того, чтобы подобная точка зрения получила некоторое оправдание. Это справедливо не только по отношению к той его части, которая все более активно эксплуатирует ностальгические эмоции, рассуждая о «воссоединении» и «незаконности беловежского сговора» или заявляя о правах России на Крым. Подобные выступления неизбежно будут еще долго отравлять отношения России с соседями – послевоенная история Европы показывает, что «реставраторские» настроения сохраняются на протяжении всей жизни того поколения, чья судьба была покорежена в результате изменения границ. Важно, чтобы эти настроения не становились определяющими для политики государства. Между тем за три с лишним года после распада СССР не нашлось в России политической воли, чтобы на самом высоком официальном уровне – президентском и парламентском – жестко зафиксировать российские гарантии уважения суверенитета и целостности Украины. На психологическом уровне Россия оказалась слишком слабой, чтобы вести себя по отношению к соседям с должным политическим тактом.

К сожалению, этот диагноз получал все новые подтверждения в последующие годы.

Однако это не отменяет факта, что в конечном счете подобная воинственная риторика крайне опасна. Она способствует преодолению того психологического барьера, который делает и сегодня совершенно непредставимым для многих как в России, так и в Украине, что русские и украинцы могут стрелять друг в друга. С похожих публикаций, концентрировавших внимание на кровавых страницах прошлого и создававших образ соседа-агрессора в настоящем, начиналась эмоциональная подготовка современной балканской войны.

Объявив о начале конкурса карикатур на актуальные темы, газета «Высокий замок» напечатала первую – нагруженный продовольствием мешочник говорит напарнику: «Интересно, и как это они все узнают, что мы из Москвы?»[1169] Рисунок в другой газете изображал полуразвалившуюся избу с портретами Ленина и Сталина в красном углу и балалайкой у стены. Обутый в лапти и читающий газету при свете керосиновой лампы дед обращается к старухе: «Эх, нам бы еще Крым отвоевать!»[1170] На митинге, посвященном крымской проблеме, мэр Львова В. Шпицер говорил: «Я верю, простые русские люди в Крыму поймут, что лучше жить в богатой Украине, чем в голодной России»[1171].

Та же риторика использовалась после 2014 г. и в отношении Донбасса.

Газета «Пост-поступ» отдала всю первую полосу карикатуре, на которой изображен роденовский мыслитель с ярко выраженными монгольскими чертами лица, с шапкой-ушанкой на голове, балалайкой у ног и «Актом провозглашения независимости Украины» в руках, с подписью: «Как теперь обустроить Россию?»[1172] Если вспомнить тональность позднейших сообщений российских средств массовой информации об экономических трудностях в Украине, то придется признать – нас очень роднит умение искренне радоваться тому, что «у соседа корова сдохла».

И здесь ничего не изменилось за прошедшие четверть века.

По мере ухудшения экономического положения эти проблемы также все чаще начали освещаться сквозь призму имперскости. «Центральный банк России начал против Украины финансовую войну, сознательно идя на убытки, лишь бы погубить соседа»[1173]. К России применяется принцип «презумпции виновности»: «Политику России в отношении Украины можно назвать политикой "активного игнорирования и противодействия", на практике эта стратегия базируется на приостановке официальных пропагандистских выпадов против Украины, нареканий на ее независимость, на максимальной сдержанности официальных антиукраинских выступлений в прессе. В целом российская политика в отношении Украины нацелена на сдерживание ее экономического роста и ограничение экономической независимости там, где этого можно достичь без особого ущерба для себя. Таким образом, сегодня из-за спокойного тона в переговорах Украины с Россией существует большая опасность быть втянутыми в российскую политическую, экономическую среду, и противостоять этому может только активная целеустремленная политика Украины»[1174]. Вывод ясно сформулирован в заголовке из «Молодой Галичины»: «Россия любит Украину. Голодную и босую»[1175].

Как видим, приписывание России ответственности за экономические неудачи и настаивание на заведомой невозможности взаимовыгодного экономического партнерства – этот тезис был сформулирован уже в 1992 г.

В конечном счете создается почти апокалипсический образ Украины как жертвы российского экономического империализма: «Сегодня в большинстве областных городов Украины в администрации, управлении, руководстве кооперативов и СП есть шовинистично настроенные русские. В теневой экономике доминируют кавказцы – они в независимом украинском государстве фактически господствующее национальное меньшинство, которое тут паразитирует. Незначительный процент мелких собственников-украинцев будет стонать под прессом российского капитала и финансово-административной элиты, которая будет говорить по-русски. Десятки тысяч украинцев, у которых не будет собственности, также поймут, что их эксплуатируют только потому, что они родились украинцами, ведь они будут безработными»[1176]. Очевидно, что в высказываниях подобного рода национализм переходит ту черту, которая отделяет его от ксенофобии.

А. Витвицкий так резюмировал российско-украинское общение в первый год после распада СССР: «В отношениях с Украиной демократизированная Москва применяет ряд тактических шагов, которые имеют целью не допустить ее полной независимости. Последовательные атаки из Москвы шли на создание самостоятельных вооруженных сил Украины, саботировались доставки нефти и другого сырья с целью положить на лопатки экономику Украины и так уже слабую из-за унаследованной советской экономической структуры. Особое значение имели различные политические интриги Москвы с целью расчленения украинской территории… Это имперский синдром, глубоко укорененный в психике российских