16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Директор Ермолаев очень удивился, когда увидел, что я не пользуюсь счетами, главным инструментом в бухгалтериях всех советских предприятий и в магазинах. Он стоял, наблюдая за моей работой, а потом сказал:

— Не могу понять. Как вы, человек с высшим образованием, не умеете пользоваться счетами?

Чтобы овладеть искусством вычислений на деревянных костяшках, я после работы приносил счеты домой и тренировался. И постепенно приобрел все необходимые навыки для того, чтобы быстро считать и при этом не ошибаться.

Мои отношения с другими работниками мастерской были хорошими, а в некоторых случаях даже дружескими. Ермолаев — невысокий, коренастый и очень сильный мужчина лет сорока. Он рассказал мне, что служил подмастерьем у кузнеца и что окончил всего четыре класса.

— Я в долгу перед Советской властью за все, чего достиг в жизни, — с гордостью говорил он.

Все квалифицированные рабочие были освобождены от воинской обязанности, потому что ремонтные мастерские отнесли к предприятиям военной промышленности. Ермолаева тоже освободили, о чем он искренне сожалел. Он очень хотел уехать на фронт и помогать бить «фрицев» — так он называл немецких солдат.

В официальных советских кругах к нам, спецпоселенцам, относились как к очень подозрительным и ненадежным элементам. Иметь с нами контакты при определенных обстоятельствах для многих людей было небезопасно. Но в жизни то и дело оказывалось, что нормальные человеческие чувства и отношения важнее приказов и ограничений, установленных партией. Например, Ермолаев часто просил меня остаться после работы. Когда все расходились по домам, мы проходили в маленькую комнату, где на стене висела огромная карта, и он просил меня показать, где сейчас проходит линия фронта и где главные районы военных действий, а также рассказать, как географические условия могут повлиять на военную ситуацию.

Однажды он попросил меня показать, где находится Перл Харбор. Это было как раз после того, как 7 декабря 1941 года японцы атаковали американскую военно-морскую базу, и в советской прессе появились сообщения об этом. Ермолаев плохо разбирался в географии, не скрывал этого и всегда с большим интересом слушал, чтобы и в географии получше разобраться, и побольше узнать о событиях, происходящих в мире.

Вскоре я убедился в том, что человеческие качества этого человека намного выше, чем у некоторых, куда более образованных людей.

Алтайский край знаменит своими сильнейшими зимними буранами. Однажды поздно вечером, когда начавшийся еще с утра буран продолжал бушевать, и никто не осмеливался выйти из дома, раздался стук в дверь. Я был очень удивлен, увидев на пороге Ермолаева. Он стоял весь запорошенный снегом с рюкзаком за плечами. Я предложил ему войти. Войдя в комнату, он объяснил, что назначен командиром отряда местной самообороны. Они проводили учения, и, проходя мимо, он увидел свет в нашем окне и решил зайти поговорить.

Я спросил его, почему для учений выбрали такую ужасную погоду. Он ответил, что его команда привыкла подниматься по тревоге и совершать марш-броски в любую погоду.

Я предложил ему стаканчик водки, он не отказался.

Потом я еще несколько раз наполнял его стакан, и вскоре бутылка оказалась пустой, но Ермолаев и не собирался уходить. Дети давно уже спали. Нужно было укладываться маме и Рахиль.

Ермолаев вскоре, кажется, понял, что своим присутствием доставляет неудобство, и заботливо предложил:

— Если ваши женщины хотят ложиться спать, я сяду спиной, чтобы их не смущать. Обещаю, что подглядывать не буду.

Когда «мои женщины» легли в постель, и все затихло, Ермолаев подошел к своему рюкзаку и вынул оттуда мешочек муки:

— Это вам. Я бы не хотел, чтобы кто-то еще узнал об этом.

Работники совхоза для подкормки кур и свиней покупали мякину. Этот отличный корм стоил дешево. Наша ремонтная мастерская была единственным предприятием, где ремонтировали любую технику, в том числе двигатели и трактора. Недалеко от совхоза стояла мельница, и если там что-то выходило из строя, то в нашей мастерской ремонтировали и эту мельничную технику. Поэтому директору мельницы было выгодно поддерживать дружеские отношения с директором ремонтной мастерской, который в критических ситуациях мог всегда придти на выручку.

Ермолаев пользовался на мельнице особым уважением. Если он привозил туда сто килограммов мякины, то в обмен получал сто килограммов муки высшего сорта по хорошо известному и часто используемому принципу «долг платежом красен». Этого принципа придерживаются во всех странах, а в Советском Союзе он тем более необходим как условие, чтобы сводить концы с концами.

К чему я об этом? А к тому, что только в буран Ермолаев мог незаметно придти к нам домой и принести такой бесценный гостинец. Если бы кто-то увидел его и спросил, что это он делает на улице в такую ужасную погоду, он бы ответил так же, как и мне: был на учениях с полной выкладкой. Конечно, он рисковал. Был бы он замечен в связи с нами, да еще, если бы узнали, какой редкий и ценный подарок он нам сделал, дело могло закончиться очень серьезными неприятностями для него, поскольку он был членом партии и занимал ответственный пост в совхозе. Иначе говоря, общение с такими ненадежными, социально опасными элементами, как мы, могло неблагоприятно повлиять на его карьеру. И тем не менее, его простой, но мужественный поступок доказал, что человеческие чувства и сострадание неподвластны политике и идеологии партии так же, как и различным приказам и директивам органов власти.

Купить муку в то время было невозможно. Гостинец Ермолаева помог внести хоть какое-то разнообразие в наш скромный и однообразный рацион. Но самым важным для нас являлось то, что в таком далеком уголке Сибири у нас появился первый русский друг. Хороший человек запаса.

Наша жизнь в совхозе постепенно вошла в обычное русло. Я был доволен работой, даже несмотря на то, что моей месячной зарплаты нам хватало только на неделю. До следующей зарплаты мы жили на деньги, которые получали от продажи детских и других вещей из нашего гардероба, которые мы в спешке затолкали в чемоданы в Литве. На вырученные деньги мы покупали молоко, масло, картофель и многое другое.

Полки местных магазинов пустовали. И барахолка — единственное место, где удавалось купить и одежду, и обувь. Ездили и мы на нее. Каждое воскресенье сотни людей приезжали сюда, чтобы что-нибудь купить, продать или обменять.

Безусловно, наши жилищные условия, наш быт очень сильно отличались от того, к чему мы привыкли в Литве. После всего, что мы пережили, наша прошлая жизнь