Государство и право. Как развивалась наша страна с IX до XX века - Павел Владимирович Крашенинников

Ярославлю, где простояло четыре месяца, собираясь с силами и пытаясь созвать «общий земский совет» для обсуждения планов борьбы с польско-литовской интервенцией. Однако сделать это не получилось, и около 20 августа 1612 года ополчение из Ярославля двинулось под Москву. 22 октября 1612 года ополчение под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взял Китай-город. Польский гарнизон отступил в Кремль. 26 октября командование польского гарнизона подписало капитуляцию, и на следующий день гарнизон сдался.

Победа народного ополчения над Смутой заметно подорвала идеологические основы вотчинной монархии: «Как прежде из-за государя не замечали государства и народа и скорее могли представить себе государя без народа, чем государство без государя, так теперь опытом убедились, что государство, по крайней мере некоторое время, может быть без государя, но ни государь, ни государство не могут обойтись без народа»[100]. Пусть на короткое время, но народ стал субъектом политики.

В январе 1613 года съехались выборные от всех сословий, включая крестьян. Собор был один из самых многолюдных и наиболее полных: на нем были представители даже черных (казенных) волостей, чего не бывало прежде.

Предполагалось несколько кандидатов. Наиболее обсуждаемыми были В. В. Голицын, Ф. И. Мстиславский, Д. М. Пожарский, И. М. Воротынский, А. В. Трубецкой и 16-летний Михаил Романов[101]. Три первых кандидата практически сразу выпали из списков: Голицын был в плену у поляков, Мстиславский отказался, а Пожарский не нашел поддержки у знати и в финальной стадии выборов не участвовал.

Значительную роль в проведении Собора и выборов сыграл ростовский митрополит Филарет (в миру боярин Ф. Н. Романов, тот самый, который конкурировал с Борисом Годуновым). Он требовал введения жестких ограничений для будущего царя[102] и, конечно же, активно агитировал за своего сына Михаила Романова, который и был избран 21 февраля 1613 года.

Однако Смута на этом не закончилась. Еще были попытки взять Москву со стороны атаманов Ивана Заруцкого (1614) и Баловня (1615), а также поляков (1615, 1618).

Смутное время привело страну к глубокому хозяйственному упадку. Во многих уездах исторического центра государства размер пашни сократился в 20 раз, а численность крестьян – в четыре раза. В западных уездах (Ржевском, Можайском и т. д.) обработанная земля составляла от 0,05 до 4,8%. В ряде районов к 20–40-м годам XVII века населенность была все еще ниже уровня XVI века. Даже в середине XVII века «живущая пашня» в Замосковном крае составляла не более половины всех земель, учтенных писцовыми книгами[103].

6

Заключение ко второй главе

Еще в самые темные годы монгольского ига начало формироваться Московское вотчинное государство[104]. Окончательно оно состоялось в начале XV века, во времена Ивана III. Характерной особенностью вотчинной монархии было единство политических прав государя и его права собственности на землю, а также отсутствие у подданных свободы распоряжения как собственной личностью, так и своим достоянием.

Московские князья никогда не бывали в Константинополе, но зато регулярно посещали Сарай для инструктажа по вопросам управления подведомственными территориями. Полученные навыки легли в основу устройства государственного механизма.

Недавние удельные князья становились служивыми людьми, обслуживающими монарха. Если раньше владения удельных князей считались их собственностью (вотчинами) и могли передаваться по их личному усмотрению, то отныне по смерти князя, не имеющего наследника, его выморочный удел переходил великому князю. Василий III даже запретил своим братьям вступать в брак, таким образом превращая их уделы в выморочные.

Возникла дворцово-вотчинная система государственного управления, построенная на чисто территориальном принципе. Во главе ее стоял великий князь, а затем царь, обладающий политической, экономической и судебной властью. В общественном сознании государство понималось как личная собственность царя и его семьи, а все подданные считались его холопами. «По отношению к царю все его подданные считались холопами, дворовыми его людьми, либо сиротами, безродными и бесприютными людьми, живущими на его земле»[105].

Возникшая бюрократическая иерархия получила определенные компетенции, которые рассматривались как привилегии. Эти привилегии могли даваться или отбираться у бюрократии по личному усмотрению монарха. Вся деятельность управленческого аппарата была нацелена на удовлетворение амбиций, потребностей и нужд царя и его семьи, а не на укрепление и развитие государства.

Правовое оформление вотчиной монархии нашло свое выражение в Судебнике 1497 года, в составлении которого значительную роль сыграл сам Иван III, идеолог и создатель Московского вотчинного государства.

Значительное увеличение территории Московского царства и его населения, в том числе за счет присоединения культурно чуждых славянам народов, поставило новые задачи перед системой управления государством. На первый план выдвинулась необходимость обеспечения устойчивого функционирования весьма разнородного государства, а не только потакание капризам царя и его семьи. Для этого modus operandi (образ жизни) самого царя должен был измениться. Управление царством уже не могло сводиться просто к хозяйственной деятельности, заключавшейся в стремлении вникнуть во все подробности подчиненного управления. Верховный правитель должен вырабатывать и реализовывать стратегический курс внутренней и внешней политики, отвечать за состояние дел в государстве и обществе, сохраняя при этом всю полноту власти. Царь-вотчинник должен был стать самодержцем.

Первая попытка перехода от вотчинного государства к самодержавию была осуществлена при Иване IV во времена его малолетства и юности усилиями прогрессивных бюрократов из Избранной рады. Реформа была частично оформлена в Судебнике 1550 года, который, впрочем, сохранял много атавизмов вотчинной монархии.

Оказавшись в состоянии административного и морального разрыва, когда осуществлять все управленческие функции он уже не мог в силу резкого усложнения объекта управления, а перехват полномочий бюрократией понимал как покушение на свои царские прерогативы[106], Иван IV поддался рефлексам монарха-вотчинника. Он резко снизил размер объекта своего управления до размеров опричного удела (вотчины), которым руководил исключительно самолично, а саму опричнину поставил над остальным государством.

Впрочем, учреждение опричнины имело и другой смысл. Неслучайно в состав опричных земель вошли все местности, где исстари находились родовые гнезда князей Рюриковичей Владимиро-Суздальской и Чернигово-Северской линии.

Переход княжеских вотчин в опричнину не был собственно конфискацией: взамен отобранных земель давались другие, но в других частях государства, преимущественно на его окраинах. Это не всегда были вотчины, порой – поместья. При этом, конечно, навсегда нарушалась старинная связь между местным населением и потомками прежних удельных князей-государей.

Подневольная перемена земельных владений со своей стороны немало способствовала разорению переселяемых хозяев. Политика Ивана Грозного настолько ослабила старинное княжеское вотчинное землевладение, что от него оставались лишь жалкие остатки[107]. Вотчинное государство, таким образом, увеличивало свои земельные владения и становилось более централизованным.

Иван Грозный попытался – скорее всего, неосознанно – протестировать пределы, или, как сейчас говорят, красные линии, перейдя которые самодержавная власть рискует быть свергнутой элитами или подведомственным населением.

Нельзя сказать, что он был полностью уверен в своей безопасности. Например, в