Социальный контроль масс - Олег Карпухин

Долгие годы в бывшем СССР господствовала бюрократическая модель развития культуры. Она претворялась в жизнь через функционирование сети учреждений и соответствующую отчетность. Следует, правда, заметить, что характеристика модели в целом отнюдь не тождественна деятельности конкретных функционеров, которые на практике нередко осуществляли и подлинную культурную активность.

Что же представляет собой эта модель, благополучно перекочевавшая в постсоциалистическое общество? Во-первых, в соответствии с прежней административной логикой она состоит из тех же феноменов, которые по традиции приписывают только культуре. Жесткий ведомственный барьер отделяет ее, например, от образования, книгоиздания или средств массовой информации. Во-вторых, это нормативно-инструментальная идеократическая модель, делающая культуру по-прежнему служанкой идеологии, ищущей поддержки у мэтров под неувядаемым лозунгом: «С кем вы, мастера культуры?» В-третьих, это предельно централизованная модель, несмотря на попытки децентрализации в надежде, что вот-де возникнут реальные механизмы культурно-национальной автономии, появится реальная власть на местах и оживет культура, выбьется из нищеты. Но первые же шаги по перераспределению управленческих функций сверху вниз обнаружили, что местные власти не увеличивают ассигнования на культуру, а еще больше урезают их под давлением нужд жилищного строительства и здравоохранения, коммунального хозяйства.

Рассмотрим, что входит в понятие «управление», когда речь идет о такой тонкой материи, как культура. Например, если взять функционирование традиционной культуры, устного поэтического творчества, народных ремесел и т. д., то этот пласт тем успешнее развивается, чем меньше им пытаются руководить. В области профессионального художественного творчества управление также в основном носит опосредованный характер, а на этапе создания художественного произведения оно вообще противопоказано. Управляющее воздействие сполна реализуется на «входе» (подготовка творца и создание необходимых условий для его самореализации) и на «выходе» творческого процесса, т. е. на этапе распространения его результатов. Эти результаты могут выступать как товары-блага и товары-услуги, попадая уже в мир экономики культуры. И если раньше, в советское время, наши духовные ценности приходилось защищать от экспансии идеологии, то теперь они еще более беззащитны от экспансии коммерциализации, а механизмы выживания культуры – от традиционной до профессиональной – еще не выработаны.

В меняющемся обществе, где все нестабильно и политически наэлектризовано, сектор творческой свободы становится еще меньше, хотя, казалось бы, после снятия всех ограничений должно бы стать наоборот. Но художник поставлен в такие условия, когда его по-настоящему свободный труд обществом невостребован, и он вынужден, чтобы выжить, подчинить себя рыночной конъюнктуре. Оказывается, что свобода творчества ничего не порождает, если напрочь исчезает регулирование социальных и экономических условий творческой деятельности. Так нормативно-правовой вакуум порождает духовный.

В новых условиях на простор рыночных отношений вырывается ничем не управляемая стихия массовой культуры. Впрочем, если проанализировать мировой опыт, она выступает неизбежным атрибутом экономической модернизации в период общественных перемен. Как писал А. Моруа, «массовая культура, разумеется, несет в себе немало мусора, но она распространяет при этом также и прекрасное» [23, 80].

Иначе и быть не может. Сокровенные потребности людей остались прежними. Чтобы привлечь зрителей, чтобы удержать аудиторию, дав ей должную порцию поэзии и величия, без которого люди чувствуют себя несчастными, «массовые средства информации не могут долго обходиться без творческой выдумки. Пошлыми зрелищами можно привлечь на какое-то время, но не навсегда и не всех» [23, 80].

При разумном управляющем воздействии, по мнению специалистов, массовая коммерческая культура могла бы нормализовать настроение людей за счет усиления компенсаторно-развлекательного начала, да и прибыль государству принести немалую. Но это лишь в том случае, если будет отработана необходимая нормативно-правовая база управления всех отраслей культуры, как ее коммерческой, так и некоммерческой сфер – независимо от ведомственной принадлежности. А для этого нужен работающий закон о культуре и единый регулирующий центр, пусть даже в лице Министерства культуры, с полномочиями органа государственного управления сферой культуры. Это помогло бы сформировать целостную культурную политику в противовес групповым и ведомственным интересам.

Управление культурой в том и состоит, чтобы, уйдя от привычных предписаний «сверху», суметь гибко и последовательно осуществить такие основополагающие принципы социального управления, как планирование и регулирование. Во многих странах мира, в том числе Канаде, Швеции, Франции и Норвегии, культура живет и развивается на основе долгосрочного планирования. В США, например, составляются планы культурного развития на пятилетку.

Культурное пространство России столь велико, многоэтнично и многоукладно, что его единство вряд ли достижимо. Уходя от авторитарной модели управления, необходимо рассматривать существующую ныне «демократическую» модель как переходную ступень на пути к более зрелой системе регулируемого развития и саморазвития культуры, осуществляемого по законам социального управления.