16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Вступление в жизнь. Встреча в Копенгагене

Израэль

Не пытайтесь найти город Кибартай на географической карте. Вы не обнаружите его даже в атласе большом и подробном. Однако вы сможете найти город Вирбалис. Это почти одно и то же, что и Кибартай. Объясню, почему.

Во второй половине девятнадцатого века, чтобы связать Санкт-Петербург с Западной Европой, была построена железная дорога. Вирбалис — маленькая деревушка, расположенная неподалеку от того места, где железная дорога должна была пересечь российскую границу. Вот почему пограничная станция получила три названия: Вирбалис по-литовски, Вирбаллен по-немецки и Вержболово по-русски. А Кибартай — это всего несколько домов рядом с «триязычной» станцией. Со временем Кибартай вырос и превратился в небольшой городок, в котором насчитывалось около 7 тысяч жителей. От Вирбалиса он находился примерно в трехстах метрах. Примерно столько же было до германской границы.

Я родился в Кибартае 26 декабря 1906 года. Мои ранние детские воспоминания — светлые и радостные. Я рос в благополучной семье, был окружен вниманием и любовью. Мой отец и два его брата имели свое дело, которое основал мой дед. Они покупали лошадей и продавали их в разные страны. Дела шли настолько хорошо, что моему отцу присвоили титул купца первой гильдии. Евреи в царской России такой чести удостаивались редко.

Наша семья часто бывала на европейских курортах, где мы подолгу жили. Запомнился мне курорт Кранц на берегу Балтийского моря, приблизительно в пятидесяти километрах от Кёнигсберга — столицы прежней Восточной Пруссии. Мне было года четыре. Все лето мы провели в Кранце. Длительные прогулки вдоль изумительных песчаных пляжей, прямые ряды красивых плетеных кресел, счастливые люди в кафе, громкие голоса и смех до сих пор в моей памяти, словно было все это вчера. По соседству — огромный парк, куда мы ходили гулять и где я видел пару аистов, сидящих на крыше дома. Помню, что, только завидев их, я начинал читать детский стишок, которому мама научила меня:

Аист, аист, прилети!

Мне сестричку принеси!

Я читал этот стишок, потому что мне очень хотелось, чтобы у меня была маленькая сестричка, а у моей мамы — дочка. Но у нее больше не могло быть детей. Много лет спустя я узнал, почему мы ездили на европейские курорты. Ни аисты в Кранце, ни курорты не помогли маме. Сестренка у меня так и не появилась. Я навсегда остался единственным ребенком в семье.

В 1913 году мы с мамой поехали во Франценсбад. Был такой австрийский курорт. Теперь он находится на территории Чехословакии. Через несколько недель после нашего возвращения в Кибартай я заболел. Наш семейный врач, которого немедленно вызвали, предписал, чтобы меня отправили в Кёнигсберг. Там меня поместили в частную детскую клинику профессора Теодора.

Вскоре врачи определили, что у меня полиомиелит. Последовало долгое и изнурительное пребывание в клинике: интенсивное лечение включало процедуры по восстановлению работы мышц. После, казалось, бесконечных десяти месяцев я добился таких больших успехов, что мог передвигаться без трости.

Но, конечно, мне еще было очень трудно подолгу ходить, поэтому меня возили по городу на извозчике. Каждая такая поездка длилась около часа. Она давала мне возможность отключиться от скучной и тихой жизни в клинике.

В процессе болезни у меня развилась миастения обеих ног ниже колен. Этот физический недостаток остался на всю жизнь. Никакие другие мускулы не были повреждены. Чтобы укрепить мышцы, врачи посоветовали поехать на курорт в Висбадене. Маму не нужно было долго уговаривать, и мы отправились в Висбаден. В фешенебельном отеле «Шварц Бок», где мы поселились, можно было не только жить в прекрасных условиях, но и лечиться.

Из Висбадена мы с мамой поехали на курорт в Бэд Кудова. Здесь мы остановились в отеле «Фюрстенхоф», где к нам присоединились жена дяди Елияса и двое их детей. Мои кузены были младше меня. Тем не менее мы играли вместе и были счастливы, и мое здоровье улучшилось настолько, что я мог жить почти так, как живут нормальные люди.

Наша счастливая мирная жизнь закончилась внезапно. Утром 1 августа 1914 года портье отеля сказал нам, что Германия и Россия вступили в войну и что мы больше не можем оставаться в отеле. Как граждане России мы имели две возможности: либо в течение двадцати четырех часов покинуть Германию и переехать в какую-нибудь третью страну, либо остаться в Германии и принять статус гражданских пленных. Мои мама и тетя решили уехать в Данию, где у моего отца были обширные деловые связи.

В Копенгагене жил человек по имени Кристиан Вестергаард. Его отец Петер Вестергаард занимался импортом лошадей из России в Данию еще с 1903 года.

Мой дедушка был поставщиком лошадей для Петера Вестергаарда, а мой отец и Кристиан Вестергаард продолжали этот бизнес, будучи уже вторым поколением торговцев лошадьми.

Бизнес их процветал: русские пони пользовались большим спросом у датчан. Пара маленьких русских пони стоила примерно столько же, сколько одна большая датская лошадь. Мелкие землевладельцы, коммерсанты и ремесленники считали, что более практично иметь двух маленьких лошадей, которых можно использовать и для работы на фермах, и для перевозок. Позже в Данию начали завозить литовских пони, которых называли «цементными лошадьми», так как Литва расплачивалась ими за поставки датского цемента.

После долгого и трудного путешествия через Берлин, Варнемюнде и Гессер, мы прибыли в Копенгаген, мирный и красивый город, которому суждено было сыграть важную роль в моей жизни.

Моя мама и тетя занялись организацией нашего возвращения в Россию. Большую часть времени нас, троих детей, оставляли в гостинице под присмотром горничной, но как только у мамы и тети появлялось свободное время, они брали нас в город.

Ясно помню мое первое посещение музея. Это был художественный музей Глиптотека, и он произвел на меня большое впечатление.

Примерно через четыре недели все дела были практически завершены, и мы уехали из Копенгагена.

Через Стокгольм и Або мы добрались до Хельсинки, а оттуда без задержки отправились в Петроград (новое название Санкт-Петербурга). В названии столицы России немецкое слово «bürg» стало непатриотичным, и его заменили на русское «град».

В Петрограде нас встретил папа, и после дня отдыха мы поехали в Пензу, расположенную примерно в 700 км на юго-восток от Москвы. В Пензе с ее семьюдесятью тысячами жителей жил губернатор, очень важная персона в администрации царской России. Однако вовсе не он сыграл главную роль в моей жизни в Пензе, а моя первая учительница Ирина Яковлевна