Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

являлась в то время, когда культура совершила еще незначительный прогресс. Прежде всего мы рассмотрим эти случаи, а затем постараемся разобраться в отличительных чертах промышленного типа, как они являются в больших нациях, сделавшихся преимущественно промышленными по своей деятельности.

Среди горных индейцев существует много племен, принадлежащих различным расам, но весьма схожих по своим отчасти кочевым обычаям. Их общие занятия, по большей части земледельческие, состоят в возделывании почвы, пока она дает средний урожай, а когда она истощается, они перекочевывают куда-нибудь и повторяют тот же процесс. Они убегали от завоевательных рас, отыскивая то там, то тут места, которые были приспособлены к продолжению их мирных занятий без помехи; отсутствию такой помехи они иногда обязаны своей привычке жить в лихорадочной атмосфере, убийственной для арийской расы. В других главах я уж говорил о совершенной невоинственности бодо и дималов, имеющих лишь номинального главу, не имеющих рабов и социальных классов и помогающих друг другу в своих тяжелых предприятиях; я сообщал также о тодасах, которые, ведя спокойную жизнь, «не имеют никаких из тех объединяющих связей, к которым человек приводится вообще чувством опасности»; споры между ними решаются или третейски, или совещанием пятерых; читатели помнят также и невоинственных мишмисов, имеющих лишь номинальных глав и решающих правовые вопросы собраниями; к этому я прибавил один народ, отдаленный и по месту, и по расе, а именно древних пуэблов Северной Америки, которые, живя в своих лесных деревнях и сражаясь лишь тогда, когда к ним кто-нибудь вторгался, точно так же соединяли со своей промышленной жизнью свободную форму управления: «Управитель и его совет ежегодно избирался народом». Здесь же я могу прибавить и другие подобные примеры. По описанию отчета индийского управления за 1869/70 г. «белые карены мирны и кротки… их главы считаются патриархами и имеют почти номинальную власть», или, как говорит лейтенант Макмаган, «они не имеют ни законов, ни господствующей власти». Другой пример представляют «очаровательные» лепхасы – не промысловые, но, однако, промышленные в том смысле, что их общественные отношения не принадлежат к военному типу. Хотя я не мог найти ничего особенного относительно системы, господствующей в их временных деревнях, однако приводимые факты заставляют с достаточной достоверностью предположить непринудительный характер этой системы. Они не имеют каст; «семейные и политические раздоры у них кажутся неслыханными; они чувствуют отвращение к военной службе»; они предпочитают скрываться в лесных чащах и жить дикой пищей, «лишь бы не подвергаться несправедливостям иди жестокому обхождению», – все это черты, которые обыкновенно исключают политический контроль. Скажем также о «мирных, безобидных» санталах[145], которые хотя и сражаются с неутомимой храбростью, если это необходимо для сопротивления посягательству на них, но по существу своему не способны к нападению. Этот народ состоит из «промышленных земледельцев и не разделяется на касты». Хотя, сделавшись данниками, они имеют теперь в каждой деревне старшину, назначаемого индийским правительством, отвечающего за уплату подати и т. д., однако основной характер их местного управления остается достаточно неповрежденным: при существовании у них почитаемого патриарха, однако, редко мешающегося в дела, «каждая деревня имеет место совещаний, где собирается комитет и обсуждает дела деревни и ее обитателей. Все маловажные споры, как гражданского, так и уголовного характера, производятся тут». Хотя о племенах, живущих в Шерваройских горах, рассказывают весьма мало, однако, насколько известно, здесь имеется тот же результат. Говоря о них вообще, Шорт рассказывает, что они «чрезвычайно робкий и добрый народ, привязанный главным образом к пастушеским и земледельческим занятиям»; а описывая более специально одно из их подразделений, он говорит: «Между собой они ведут мирную жизнь, и всякий спор, какой только может возникнуть между ними, обсуждается третейски». Затем, чтобы показать, что эти черты свойственны не одной какой-либо исключительной разновидности людей, но зависят от условий, мы можем напомнить примеры, приводимые нами прежде о папуанских арафусарах, которые без всяких делений на классы или наследственного главенства ведут согласную жизнь, управляемую только решениями стариков на сходках. Во всех этих случаях мы можем различать главные признаки, указанные выше, т. е. свойственные обществам, не вынужденным войной к корпоративным действиям. Если не требовалось сильной централизованной власти, то всегда управление, какое есть, исполняется советом, признаваемым без всяких формальностей, – это есть зародышевое представительное управление; различия классов не существует или оно едва обозначается – отношение статуса[146] отсутствует. Все дела, какие происходят между индивидуумами, совершаются по договорам, а функция, исполняемая властью, ограничивается покровительством частной жизни путем разрешения возникающих споров и назначения мягкого наказания за небольшие проступки.

Когда мы обратимся к цивилизованным обществам, перед нами возникает трудность отыскать у них черты индустриального типа. Организованные и уплотнившиеся благодаря войнам (как это обыкновенно было у всех больших обществ) – войнам, деятельно веденным в древние периоды их существования и по большей части продолжающимся до сравнительно нового времени, эти общества в то же время развивали у себя организации для производства и распределения продуктов; а эта организация мало-помалу становилась противоречащей с организациями, свойственными военным деятельностям; таким образом, всегда представляется такое смешение этих двух элементов, что практически почти неисполнимо отделение первого элемента от второго, как уже и сказано ранее. Однако организующий принцип военного типа, как принцип принудительной кооперации, радикально противоположен организующему принципу промышленного типа, т. е. добровольной кооперации, а потому, следовательно, мы можем, наблюдая падение учреждений, выражающих первый принцип, узнать развитие учреждений, воплощающих второй принцип. Отсюда, если, переходя от первоначальных состояний цивилизованных наций, в которых война является делом всей жизни, к состояниям, в которых военные столкновения лишь случайны, мы в то же время переходим к стадии, в которой собственнические права на принадлежащие к нему индивидуумы уж не столь устойчивы и насильственны и в которой подчинение одного слоя другому смягчено – политическая власть не представляет более автократизма, а управление жизнью граждан уменьшилось и в суровости, и в степени, между тем как покровительство им увеличилось, одним словом, перед нами, следовательно, выясняются тут признаки развития промышленного типа. Сравнение разных родов дает результаты, объединение которых подтверждает справедливость этого.

Возьмем сперва контраст между древними условиями большинства европейских наций и их позднейшими условиями. Начав с разложения Римской империи, мы наблюдаем, что в течение многих веков, в продолжение которых войны образовывали бесконечно разнообразные соединения, разложения и вторичные соединения, та энергия, которая не употреблялась прямо на войну, уходила почти вся на поддержание организации, которая воевала: рабочая часть каждой общины существовала не для себя, а для нужд воюющей части. При высокой степени воинственности и не развившемся индустриализме господство наибольшей силы, постоянно устанавливавшееся между обществами в их взаимных отношениях, практиковалось также и в