Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

этим соглашался Мансур, получивший помощь различными материалами на 750 ринггитов как бедный член ОМНО: «Необходимо облегчать положение бедняков вне зависимости от того, к какой партии они принадлежат; начинать надо с бедных, с тех, у кого меньше двух релонгов земли».

Сколь бы члены ОМНО ни были довольны подвернувшимся им счастливым случаем, они остро ощущали смущение перед соседями из ПАС, с которыми поддерживали задушевные отношения. Когда в деревню доставили новые пиломатериалы и началась работа, сторонники ОМНО почувствовали зависть и негодование соседских семей, и это негодование нередко усиливалось гробовым молчанием при встречах на деревенской дороге. Многие осознавали необходимость извиниться перед друзьями из ПАС за то, что им повезло, признав, что деревенский комитет действовал нечестно, но добавив, что они с этим ничего не могут поделать. Отдельные люди успокоили совесть и восстановили дружеские отношения, продав часть своих пиломатериалов задешево соседям-сторонникам ПАС. Другие действительно нанимали какого-нибудь более бедного приятеля, поддерживавшего ПАС, чтобы тот помог с ремонтом или строительством[395]. Иными словами, предпринимались спорадические частные попытки так или иначе нивелировать действия деревенского комитета при помощи перераспределения благ среди нуждающихся семей сторонников оппозиции.

Порицания в адрес ПДБ в связи тем, что программа была не состоянии помочь беднейшим жителям деревни, были тем более уместны, что обследование, предшествовавшее распределению средств, проводилось якобы для того, чтобы установить, какие семьи больше всего нуждаются в содействии. Именно контраст между видимостью беспристрастности обследования и её вопиющим нарушением на практике позволял членам ПАС – и не только им – с достоверностью утверждать, что деревенский комитет открыто не повиновался пожеланиям властей. Значительная часть селян считала, что правительство намеревалось направить деньги бедным вне зависимости от их партийной принадлежности; при этом рассказывались многочисленные истории о деревнях, где субсидии в первую очередь выдавались самым нуждающимся. Например, Яакуб утверждал, что в Мербуке и Дженуне, где у него были родственники, все беднейшие семьи получили самые крупные субсидии, а по словам Мансура, в соседнем Сунгай-Керинге помощь получили почти все[396]. Одновременно, как будто для укрепления убежденности в предательстве деревенского комитета, циркулировала история о селе Сетити-Бату, где какой-то мелкий чиновник, предположительно, провел честное обследование домохозяйств, и туда начали поступать пиломатериалы. Когда заседавшие в тамошнем деревенском комитете члены ОМНО увидели, что происходит, они толпой отправились к депутату парламента Кедаха от этой территории и добились, чтобы упомянутого чиновника перевели на другую работу. Древесину, уже сложенную штабелями у домов членов ПАС, увезли – говорят, что это сопровождалось дракой, – и потом она оказалась у семей, поддерживавших ОМНО. Притворный характер обследования был настолько неоправданным оскорблением, что Тощий Мат, один из самых бедных членов ПАС в Седаке, отправился к главе подокруга Абдулу Маджиду и заявил ему, что если Taxa снова явится проводить ещё одно обследование, то он «его ударит и убьёт» (сая тумбук мампус).

Оценивая ситуацию более реалистично, многие деревенские сторонники ПАС поняли, что в имеющихся обстоятельствах распределение средств только по потребностям, вероятно, было бы невыполнимо, хотя такой подход и соответствовал бы местным ценностям. Все члены ОМНО, конечно же, настаивали на получении своей доли «добычи» – почему бы тогда, говорили они, не раздать её всем поровну? Тощий Мат разгневанно заявил: «Даже если бы раздали всем поровну, это было бы хорошо. Если бы каждый получил по 300 ринггитов, это было бы хорошо. Но мы не получили ничего». Принцип распределения средств равными долями для всех поддерживали многие другие селяне, в особенности рядовые члены ОМНО, для которых чисто партийные критерии были оскорбительны. Джамил, довольно обеспеченный член ОМНО, также считал, что вознаградить всех поровну было бы лучшим вариантом: «По понятиям деревенского общества (кира масьяракат) нужно было всё поделить поровну (кена буат сама-рата)». Абу Хассан хотя номинально и числился членом деревенского комитета, но считал, что «равные доли – это справедливо (Чара рата лаги патут)». Члены ПАС не замедлили напомнить, что для сбора налогов власти используют один стандарты, а здесь, при распределении помощи, применяются другие. Это противоречие лучше всего уловил Исхак, заметивший, что «когда власти взимают земельный и ирригационный налоги, они не смотрят, кто к какой партии принадлежит, а когда они распределяют дерево и туалеты, это делается по партийному критерию». И здесь тоже рассказывались истории о других деревнях и других деревенских комитетах, которые предоставили хоть что-то каждому жителю села.

Довод в пользу равного подхода ко всем был подкреплён слухами о разногласиях в группе сторонников ОМНО, которая собралась в доме Хаджи Салима, чтобы решить, как следует использовать средства ПДБ. Лебай Сабрани, пользующийся огромным уважением религиозный учитель из Сунгай-Тонкана, и Ток Мудин, отвечающий за проведение церемоний обрезания, судя по всему, выступали за то, чтобы предоставить хоть что-то для всех или по меньшей мере включить в список наиболее бедных членов ПАС, таких как Пак Ях. Позже, во время нашего разговора наедине, Лебай Сабрани подтвердил эту информацию. Он предлагал разделить всё поровну, но, по его словам, против были Хаджи Салим и Басир, пояснившие, что, если все члены ПАС что-нибудь получат, они смогут утверждать: вот видите, мы в оппозиции, но всё равно получаем помощь. Хаджи Салим сказал, что так дело не пойдёт, и его позиция была принята. Лебай Сабрани не хотел афишировать своё несогласие, но о его точке зрения было известно, и это во многом способствовало негодованию членов ПАС. Теперь они могли ссылаться на мнение наиболее уважаемого религиозного деятеля в рядах самой ОМНО как на подтверждение того, что с ними обошлись несправедливо. Главными злодеями во всей этой истории оказались Хаджи Салим и Басир. Как утверждали члены ПАС, Хаджи Салим прямым текстом заявил в кофейне на рынке, что «люди ПАС не получат ни единого бревна», а Басир продемонстрировал Taxe секретный (суфит) список семей ПАС, которым ничего не дадут ни при каком условии.

Разговоры были гневными и даже ожесточенными. «Они воюют [с нами], и мы собираемся дать ответ», – заявил Дуллах. Но, за исключением угроз Тощего Мата в адрес Тахи, всё это по большей части благополучно ограничивалось небольшими группами друзей и союзников. Свой гнев они демонстрировали пренебрежительным отношением к членам деревенского комитета при встрече в кофейнях и на сельской дороге. Открытых столкновений избегали, а в комитете по косвенным данным, через «сарафанное радио» (чара сембуньи may), знали о большей части выдвинутых против него обвинений. Отсутствие прямых вызовов проистекало из двух причин – гордости и страха. Ярким примером первой мотивации был случай Росни. Когда я спросил её, жаловалась (мерунгут) ли она