Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Вольфганг Акунов

Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов

Светлой памяти моей жены Валерии

Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского храма

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© В. В. Акунов, 2025

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2025

Зачин

Он на клинок дохнул – и жало

Его сирийского кинжала

Померкло в дымке голубой:

Под дымкой ярче заблистали

Узоры золота на стали

Своей червонною резьбой.

«Во имя Бога и пророка.

Прочти, слуга небес и рока,

Свой бранный клич: скажи, каким

Девизом твой клинок украшен?»

И он сказал: «Девиз мой страшен.

Он – тайна тайн: Элиф. Лам. Мим».

«Элиф, Лам, Мим? Но эти знаки

Темны, как путь в загробном мраке:

Сокрыл их тайну Мохаммед…»

«Молчи, молчи! – сказал он строго, —

Нет в мире бога, кроме Бога,

Сильнее тайны – силы нет»

Иван Бунин. «Тайна».

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Автору настоящего правдивого повествования представляется необходимым предпослать его основному тексту несколько общих предварительных замечаний, весьма важных для понимания причин и механизма возникновения в рамках ислама враждебных течений, «партий» или «сект».

Основатель новой мировой религии – ислама – пророк Мухаммед учил своих приверженцев не сомневаться. Религия нищих мудрецов, прикровенно проповедующих спасительное учение – это отнюдь не ислам в том виде, в каком его замыслил Мухаммед. Он замыслил ислам, как молодую феодальную державу, и сам начал строить ее не только мечом духовным, который есть слово Божие, но и мечом земным, железным (не случайно сабля Мухаммада – знаменитый «зульфикар» – имела не одно острие, а два). Слова пророка Единого Бога Мухаммеда, опытного и расчетливого купца из славного и богатого города Мекки – были обращены не к «беглецам от мира сего», а, в первую очередь – к воинам и купцам, которые спешили мечом утвердить святую веру и получить торговые монополии.

Если бы у основателей предшествовавших исламу «мировых» религий были родные сыновья, они, вероятнее всего, стали бы такими же бездомными, странствующими по градам и весям подлунного мира, мудрецами и учителями нравственности, как и их отцы. Родных сыновей не имел и Мухаммед, но присоединившиеся к нему близкие родственниками стали феодалами, образовав аристократию созданной пророком духовно-светской мировой державы. Они были вполне реальны, царство их было «от мира сего» они боролись за место у трона пророка точно так же, как сыновья, племянники, братья и сестры светского феодала.

Секты и расколы в буддизме, зороастризме и других религиях пророческого (профетического) типа возникали, как правило, в связи с различиями в толковании учения. В исламском же мире возникновение расколов, толков, «сект» и «ересей» чаще всего определялось политическими причинами. Порой между мусульманскими толками не было разногласий в обрядах или вероучении – в недрах формально и внешне единой «нации ислама» – мусульманской «уммы» – бурлили чисто политические страсти. Центрами притяжения враждующих толков в исламе оказывались не столько идеи, сколько люди – нередко родственники Мухаммеда и последнего праведного халифа «хазрата»[1] Али. И потому столкновения и даже войны между приверженцами разных толков ислама велись не столько вследствие того, что одни были «еретиками», а другие ими не являлись, сколько вследствие того, что вожди сектантов были выразителями центробежных процессов в созданной, в первую очередь, силой оружия исламской державе, претендовавшей на вселенскость. Перейдем, однако, непосредственно к низаритам…

Эти главные герои настоящей книги – члены тайного мусульманского ордена (орденом их впервые назвал австрийский ориенталист XIX века барон Йозеф фон Хаммер-Пургшталь), несомненно, обладали редкостной способностью (конечно, не врожденной, а благоприобретенной в процессе обучения) оказывать неотразимое психологическое воздействие на всех, кому приходилось иметь с ними дело. Причем не только на тех, с кем они вступали в контакт с целью привлечь в ряды своего орденского братства все новых и новых последователей, но и на врагов, внушая последним панический страх. Силы, многократно превосходящие их в численном отношении (а низариты никогда не были слишком многочисленными даже на самом пике своего движения), постоянно угрожали развивавшемуся вне сферы их влияния низаритскому движению, неоднократно пытаясь уничтожить его и истребить самую память о нем.

Первейшим и главнейшим врагом этого движения была огромная и могущественная, но внутренне непрочная и фактически раздробленная (несмотря не свое внешнее и официальное единство) Сельджукская держава, возглавляемая огузской (тюркской) по происхождению султанской[2] династией (о которой, как и о тюрках вообще, еще будет подробней рассказано далее), сложившаяся на протяжении XI века на территории Ирана и окружающих Иран земель и простиравшаяся вплоть до самой Земли Воплощения – Сирии и Палестины. Низаритской группировке, несмотря на вопиющее неравенство сил, удалось устоять в ожесточенной борьбе не на жизнь, а на смерть с поистине гигантским по своим размерам и ресурсам Сельджукским султанатом… л ишь для того, чтобы быть уничтоженной еще более могущественной военной державой, подвергшей весь мусульманский Средний и Ближний Восток невиданному дотоле разгрому и почти тотальному опустошению – державою потомков величайшего монгольского, или татарского, Великого хана[3] – каана – Темучина-Чингисхана…

Однако даже в эту грозную для низаритов пору, перед лицом монгольского нашествия, неотвратимо надвигавшегося на раздробленный, погрязший в междоусобных войнах, мусульманский мир, подобно опустошительному огню, страх перед неуловимыми «кинжальщиками» не пропадал. По-прежнему казалось, что нет места в обитаемом мире, до которого бы не дотянулась длинная рука низаритов.

Одна из низаритских крепостей (немало которых все еще удерживалось представителями тайного движения низаритов на территории Ирана и Сирии) упорно сопротивлялась непобедимым завоевателям на протяжении долгих тринадцати лет до самой своей сдачи в 1270 году. То обстоятельство, что ее осада заняла столь продолжительное время, служит ярким свидетельством панического страха, внушаемого низаритским движением своим врагам, опасавшимся оставить крепость столь опасных людей не взятой у себя в тылу. Другим подтверждением этого почти иррационального страха служит печальная судьба низаритского гарнизона взятой, наконец, монголами – не штурмом, а измором! – горной крепости. Выдающиеся мужество и выносливость гарнизона,