Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

Владимир

ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ

ОРЛОВСКИЙ и ВЧК

АГЕНТЫ, ИНОСТРАНЦЫ, НАЛЁТЧИКИ

Глава первая

Декабрьским вечером 1918 года петроградский резидент белой разведки Орловский, сжимая рукоятку кольта в кармане длиннополой шубы, стоял на площадке четвертого этажа дома невдалеке от Сергиевской улицы с агентом Мотелем. Поглядывая вокруг, резидент пытался держать в обзоре колодец двора за разбитым, вымороженным окном подъезда и дно лестничного пролета перед собой.

На случайное здесь место встречи Мотель вызвал Орловского запиской ему на службу через посыльного беспризорника. Резидент, законспирировано трудившийся в Комиссариате юстиции на высоком советском посту, по этому отчаянному способу связи понял, что один из его лучших агентов находится на грани гибели.

Немудрено — в отместку за летние убийства в Петрограде комиссара по делам печати, агитации и пропаганды Володарского, председателя ПетроЧеКи Урицкого и ранение в Москве Ленина Совнарком 5 сентября 1918 года издал декрет о красном терроре. Хозяин Петрограда Зиновьев заявил: «Вы, буржуазия, убиваете отдельных личностей, а мы убиваем целые классы». Декрет дал ВЧК право арестовывать, заключать в концлагерь и расстреливать всех «прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».

Как в кровавой сумятице до сих пор уцелел Самуил Ефимович Мотель, принадлежавший к левому крылу эсеровской партии, бывший председатель следственной комиссии при петроградской тюрьме «Кресты»? Прайда, он исчез во время июльского мятежа левых эсеров, и после его подавления не давал о себе знать Орловскому, известному ему под комиссарским именем Бронислав Иванович Орлинский.

Предполагая, что Могель в панике почти наверняка ведет за собой «хвост», Орловский на встречу с ним загримировался и переоделся в енотовую шубу вместо обычной шинели, надвинул до бровей бобровую боярку, хотя обычно в холода обходился офицерской папахой.

Резидент, которого в почти неосвещенном, выстуженном подъезде жарко грел мех, сочувственно рассматривал Мотеля, когда-то толстяка, обладателя смоляной шапки волос, едва ли не проволочной на вид — столь массивно и блестяще она короновала пышущего здоровьем великана. Теперь его шевелюра свалявшимися клоками торчала из-под нелепого треуха. Похудевший Самуил Ефимович словно и ростом сдал, или так казалось, потому что согнулись плечи в ветхом пальто, по-бабьи обмотанные под воротник рваной шалью.

От ледяного ветерка из разбитого окна агент ежился и натужно кашлял. Он суматошно зажимал рот рукавицей, чтобы не раскатилось по гулкому парадному, в полумраке которого выступы в основном наглухо запертых, заколоченных дверей чудились поставленными на попа гробами.

— Где же вы бедовали, Самуил Ефимович? — осведомился Орловский, дымя даром дыхания из заиндевелой бороды, которую наклеил с усищами для неузнаваемости почти до глаз поверх своих бородки и усов.

— Большей частью в Москве.

— Почему?

Могель, утерев мокрый нос непонятно откуда попавшей к нему ямщицкой рукавицей, повел покрасневшими выпуклыми глазами и величественно бросил:

— ЦК нашему помогал, ведь в июле нам удалось захватить здание ЧеКи на Лубянке и арестовать Дзержинского.

Орловский порадовался, что почти не видно их лиц: он, не сдержавшись, улыбнулся. Появившийся в Петрограде сразу после Февральской революции из ныо-йоркской эмиграции, Могель ни тогда, ни после, включая октябрьский переворот, не ввязывался ни в какие боевые переделки. Никогда он не держал в руках иное оружие, нежели перо и пачки денег, за которые наладил подпольное освобождение платежеспособных арестантов из «Крестов» и был готов на все.

— Отчего же вернулись сюда, где многие отлично знают ваше левоэсеровское прошлое? - спросил Орловский.

Могель откашлялся и будто сплюнул:

— В Москве еще более опасным людям понадобился, ведь моя настоящая фамилия — Ванберг! Дело о покупке английской валюты помните?

— Что-о? Так по нему вас должны на расправу искать десятка полтора человек.

Бывший судебный следователь по особо важным делам Его Императорского Величества, статский советник Орловский с легкостью вспомнил то нашумевшее дело. Временное правительство ограничило свободную покупку иностранной валюты — операции надлежало производить через кредитную канцелярию. Провинциальным предпринимателям по подобным мелочам некогда было ездить в Петроград и нашлись дельцы, взявшие на себя такие поручения. Особенно энергичным среди них стал некий Ванберг, которому доверители однажды вручили более восьми миллионов рублей. Каждому из тех фабрикантов и заводчиков он выдал расписку в приеме денег для покупки валюты, подписанную директором канцелярии.

На этот раз валюту Ванберг долго не передавал, и некоторые его доверители поехали в Петроград. В кредитной канцелярии они вдруг узнали, что тот сюда никаких денег на покупку фунтов стерлингов не представлял, а выданные им расписки подложны! Ванберга привлекли к судебной ответственности по обвинению в мошенничествах и подлогах, а пятнадцать потерпевших стали гражданскими истцами, но во время следствия произошел октябрьский переворот.

Могель-Ванберг уныло взглянул на Орловского-Орлинского и кивнул.

— Именно столько было тех людей, Бронислав Иванович, НО теперь расправятся И С НИМИ. Пятнадцать бывших истцов привлечены следственной комиссией при Московском революционном трибунале в качестве обвиняемых в спекуляции той самой английской валютой.

— Сплошной абсурд! Но как теперь выяснились эти обстоятельства?

— Из-за большевистского переворота мой следователь скрылся, и дело пропало, а я превратился в эсера Мотеля. Но недавно на одном обыске чекисты случайно нашли ту папку со всеми следственными бумагами и передали в Москву трибунальскому следователю. Этот красный идиот привлек пострадавших лиц как спекулянтов, и снова ищут меня.

Орловский сделал вид, что вслушивается в звуки на дворе. На самом деле обдумывал: зачем ему дальше сотрудничать с гениальным, конечно, агентом, но которого теперь как левого эсера разыскивает ЧеКа и как мошенника — трибунал?

Самуил Ефимович, словно откликаясь на его мысли, немедленно выложил козыри:

— В Москве я познакомился с женой Ленина Крупской, предлагая купить ей дачу под Москвой. Также там от моих товарищей по левоэсеровской партии, работавших в ЧеКе, получил новые компрометирующие сведения и служебную информацию на Дзержинского, его заместителя Петерса и петроградских чекистов.

Он выдернул из-за пазухи вощеный конверт с комом папиросных бумаг и протянул его резиденту. Петерс в августе-сентябре разгромил «заговор послов», с рядовыми участниками которого сейчас расправлялся трибунал в Митрофаньевском зале Кремля. Орловский вместе со своим другом, английским разведчиком Сиднеем Рейли активно помогал этому предприятию джентльменов, попавшихся на очередную удочку чекистов, и мгновенно насторожился.

— Посветите, — он достал зажигалку и сунул ее Могелю.

В свете вспыхнувшего огонька Орловский развернул донесения, бегло просмотрев те, что касались Петерса и «заговора джентльменов».

Окончательно решая судьбу сотрудничества с