Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

регулярную торговлю Германии с Южной Африкой, но и с ведома канцлера Коля способствовал заключению контракта на поставку подводных лодок, нарушив эмбарго ООН на поставки оружия, которое Германия подписала в 1977 году. (Бота приехал на похороны Штрауса в 1988 году.) Некоторые из лояльных спонсоров Misereor были возмущены тем, что она поддерживает партизанскую Народную организацию Юго-Западной Африки (СВАПО). “Мы ничего не дадим!” – в гневе написал один из них. Люди обвиняли Misereor в поддержке “коммунистов” и “паразитов”, а также в угрозе “сохранению этнической сущности”. Эти голоса меньшинства составили четверть из нескольких сотен писем, полученных организацией. В два раза больше людей – в подавляющем большинстве молодежь – приветствовали кампанию против апартеида и выражали “восторженную поддержку”. Только три крупнейшие диоцеза – Кёльнский, Фрайбургский и Мюнхенский – собрали 23 миллиона марок. Большинство сторонников Misereor пришли к выводу, что помощь в целях развития по своей природе является политической и что церкви необходимо заняться причинами отсталости, чтобы заложить основы для достойного существования. Благотворительность переросла в поиски глобальной справедливости. Один донор особенно благодарил Misereor за выбор Южной Африки. Он призвал организацию не отвлекаться на экономические интересы и прислал больше, чем обычно жертвовал138.

Граждане второго сорта

Первые три статьи Основного закона закрепили фундаментальные права и свободы, которые были строительными блоками либерально-демократического общества. Проблема заключалась в том, что после 1949 года для некоторых групп они все еще оставались далекими идеалами.

Западная Германия была республикой с гражданами первого и второго сорта. Как мы видели, гомосексуалы, а также цыгане были исключены из Wiedergutmachung за несправедливость, от которой они пострадали в Третьем рейхе. Они продолжали подвергаться дискриминации, а также преследованию со стороны Федерального бюро расследований (Bundeskriminalamt), в котором было полно старых нацистов139.

В 1950-х и 1960-х годах около 50 тысяч человек были осуждены по пресловутой статье 175, которая квалифицировала гомосексуальную связь по обоюдному согласию между мужчинами как преступление. Некоторые гомосексуалы покончили с собой. Другие в 1956 году обратились в Конституционный суд, чтобы защитить свои базовые права, но безрезультатно. В самом Основном законе говорилось, что право на “свободное развитие личности” сохраняется только до тех пор, пока оно не нарушает “нравственный закон” (Sittengesetz). Поскольку утверждалось, что гомосексуалы страдают от повышенного полового влечения и склонны к частой смене партнеров и совершению преступлений, моральная структура общества оказывалась под угрозой. Некий архитектор счел своим долгом “ответственного демократического гражданина” в 1957 году написать в суд: страну нужно было спасти от “болезни, завезенной этически сомнительными нехристианскими народами”; это было “единственное хорошее дело”, которое совершил Третий рейх140. Примечательно, что Европейская комиссия по правам человека в 1955 году постановила, что государства имеют право принимать законы против гомосексуализма, чтобы защитить семейную жизнь.

Восточная Германия прекратила наказывать взрослых гемосексуалов за связь по обоюдному согласию с конца 1950-х годов. Западная Германия, напротив, приняла нацистскую, более жесткую версию статьи 175, которая больше не требовала физического контакта для наказания, что сделало ее не только менее либеральной, чем законодательство современных Франции и Италии, но и чем она была до нацистов. После 1969 года взрослые мужчины-геи больше не подвергались уголовной ответственности, но к ним и не относились как к равным гражданам. Учителя-геи, совершив каминг-аут, могли лишиться работы. В 1975 году, например, суд поддержал увольнение учителя-гея, заявив ему, что он не имеет права нарушать “неписаные законы чести, условностей и порядочности” страны. Суд сообщил, что все, что мужчина делал в личной жизни, было его делом, но то, что он появлялся в школе с маникюром, превращало его в “агента гомосексуализма, который, так сказать, пробирался в учительскую профессию сзади”. Его поведение угрожало склонить учеников к гомосексуальным действиям, сняв их “психологические запреты”141. Сами гомосексуалы испытывали внутренний конфликт и разрывались между бунтом и респектабельностью. Некоторые приняли свои различия и новую политику “гей-либерализации” и различий, в то время как другие продолжали идентифицировать себя как “гомофилов”, чтобы подчеркнуть свою “нормальность”. Статья 175 оставалась в юридическом кодексе до 1994 года142.

Демократия с ограниченными возможностями

Еще одной группой, которая столкнулась с многочисленными препятствиями на пути к дому демократии, были инвалиды. Разговор об их испытаниях сам по себе поучителен, и они служат зеркалом для остального общества и раскрывают доминирующие представления о том, в каких пределах граждан считали равными.

Послевоенная Германия была страной инвалидов, которых в начале 1960-х годов было 4 миллиона только в Западной Германии. При этом “инвалидов” как группы не существовало. Их разделили, прежде всего, сообразно причине, которая привела к инвалидности. Инвалиды войны, в частности, не считали себе ровней инвалидов с рождения или тех, кто потерял слух или зрение в позднем возрасте. Когда в 1952 году было предложено облегчить гражданским инвалидам доступ на рынок труда, Ассоциация инвалидов войны, лобби с 1,5 миллиона членов, яростно выступила против этого: “Невозможно уйти от той непреложной истины, что одна группа народа больше сделала и большим пожертвовала, нежели другая”143. Помимо патриотических жертв, различное определение инвалидов во многом было обязано духу, определявшему немецкую систему страхования со времен Бисмарка. Заслуженным гражданином считался тот, кто в прошлом внес вклад в развитие общества и теперь получал взамен пенсию. Иерархия претендентов была основана на обстоятельствах, в силу которых полностью функционирующее тело было утрачено. Нога, потерянная на поле боя, – не то же самое, что нога, отсутствующая с рождения. У инвалидов войны были свои спортивные программы. Они были “элитой среди инвалидов”, как напомнил им один функционер на ежегодном соревновании в 1962 году, и должны всегда действовать, “резко контрастируя с жалкими, подозрительными калеками, которые выставляют напоказ свои изуродованные конечности и которых можно встретить среди уличных нищих или асоциальных личностей по ночам возле центрального вокзала”144.

Более широкое признание и поддержка всех инвалидов, независимо от причины инвалидности, были медленным и частичным процессом. В 1957 году закон об инвалидах предоставил государственную помощь в образовании и переподготовке тем, кто не стал инвалидом войны и не был застрахован от несчастных случаев. Четыре года спустя флагманский Федеральный закон о социальном обеспечении расширил право на личную помощь слепым и глухим, людям с нарушениями речи и людям “со слабыми умственными способностями”. Целью была реабилитация, а не милостыня, и изначально она была сосредоточена на работе. Как пояснил директор Федерального агентства занятости: “…соответствующая работа придает людям индивидуальность и помогает им справиться со своей судьбой”. Безработица, по его словам, лишь добавит “социальный недостаток” к существующему “физическому недостатку” человека145. Ключевым словом было “недостаток”. На этом раннем