Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

десятки телег, половину из которых пришлось недорого продать прямо на берегу, чтобы не платить за перевоз, сотни палаток, ненужных сейчас, так как солдаты тоже уже начали переправляться на другой берег, посуда для приготовления пищи, провизия, провизия, провизия, лишний фураж.

Волков с Брюнхвальдом, Пруффом и Вилли как раз считал, сколько пороха оставить в лагере, чтобы пушки и мушкеты могли стрелять без экономии, без оглядки на запасы, когда дежурный офицер сообщил ему, что к генералу прибыли люди из местных.

Оставив своих офицеров, он поспешил на встречу. Среди переговорщиков, а это были в основном они, находился и брат ландамана Хуго Георг Райхерд. Вот его присутствие генерала и заинтересовало более прочего, тем более что переговорщики пришли получать деньги, компенсацию за лес.

Волков тут же послал Максимилиана за деньгами. В полковой казне, в лагере, было достаточно серебра, а горцы согласились взять сумму серебром. Как только расчеты оказались произведены и генерал в присутствии своих адвокатов получил расписку о выплате, он повернулся к Хуго Райхерду.

— Чем я могу вам помочь?

— Ничем, — отвечал брат ландамана, — я просто пришел сказать вам, что дом Райхердов принимает предложение матримониального союза между нашим и вашим домами.

— Прекрасно, — только и смог выговорить генерал.

А Хуго Райхерд продолжал тоном официальным:

— Урсула Анна де Шанталь, урожденная Райхерд, готова сочетаться браком с Бруно Фолькофом, племянником кавалера Фолькофа, господина Эшбахта. Думаю, что через две недели невесте и жениху можно будет встретиться на земле, что не ваша и не наша, — например, в городе Лейденице, что во Фринланде, — и там, на смотринах, обсудить условия брачного договора.

Хуго Райхерд с достоинством поклонился генералу, а тот поклонился в ответ и сказал:

— Я рад. Я очень рад, что дом Райхердов принял мое предложение.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 33

⠀⠀

Просто рад? Да он едва не кричал от радости, едва сдерживался, чтобы не кинуться обнимать Райхерда. Еле-еле сохранил вид достойный. Поклонился еще раз, проводил вестника и уже после его ухода воздел руки к небу с благодарностью Господу и Богородице. Теперь у него не было сомнений в том, что дом Райхердов сделает все, чтобы мирный договор был землей Брегген ратифицирован. Не отдаст ландаман свою дочь за племянника врага. А значит… Значит, миру быть. Нет, конечно, Волков не выведет солдат с их земли, а Карлу Брюнхвальду еще и накажет продолжать и дальше укреплять лагерь, но теперь генерал считал дело почти решенным. Теперь… Вот только теперь он мог сделать следующий свой шаг. Шаг, о котором он давно мечтал и который втайне планировал. Ему требовался мир с герцогом, и этот договор с горцами как раз открывал ему к этому дорогу. Конечно, это было не то, на что рассчитывал архиепископ. Да и бог с ним. Теперь кавалер чувствовал себя настолько уверенно, что не нуждался в чьем-либо покровительстве. Ни светский курфюрст ему был не нужен, ни церковный. Довольно с него господ. А сеньорат герцога… ну что ж, пусть будет. Возможно, он и поможет курфюрсту Ребенрее когда-нибудь и как-нибудь, но так, чтобы не сильно себя обременять. Больше всего Волков хотел теперь мира с герцогом, ну и чтобы никакие уже господа больше никогда от него ничего не требовали, вот и все.

Едва сдерживая нетерпение и почти не сдерживая радости, он вызвал к себе капитана Рене и, когда тот явился, заговорил с ним:

— Дорогой родственник, хочу поручить вам дело важное и вместе с тем непростое. — Арчибальдус Рене был не из тех храбрецов, что берутся за всякое, не зная даже, о чем их попросят, поэтому Волков сказал осторожно: — Хочу просить вас представлять меня у герцога.

— У герцога? — Лицо капитана вытянулось, и он уточнил: — У герцога Ребенрее?

— Да-да, у него, у моего сеньора и нашего курфюрста, — продолжал Волков. — Да, вы будете просить у него аудиенции.

— О! — только и вымолвил родственник. Но по его лицу генерал понял, что за такое дело капитан готов взяться с радостью. Еще бы, аудиенция у самого герцога. А с другой стороны… — Но что я должен буду просить у него?

— Ничего, кроме личной встречи, на которой вы передадите ему двадцать пудов того серебра, что я нашел в реке. Помните?

— И все? — Рене на такую миссию был согласен.

— И еще вы передадите, что я нижайше прошу принять мой скромный дар.

— Скромный дар… — повторил Рене.

— Что я нижайше прошу принять мой скромный дар, запомните, это очень важно.

— Да-да, конечно, я запомню…

— И если он примет серебро, — продолжал Волков, — в чем я почти не сомневаюсь, зная тяжкое положение герцога с деньгами, то вы скажете, что это серебро будет лишь первым моим шагом к поиску прощения.

— Лишь первый шаг в поиске прощения герцога… — повторил Рене.

— Именно. Серебро найдете в Эшбахте. Спросите у Ёгана.

— Да, я знаю.

— Возьмите с собой десять моих гвардейцев, выберите тех, что вам приглянутся, и езжайте.

— Завтра же и поеду, — пообещал Рене, — как только доложу полковнику и сдам дела роты.

— Сейчас же езжайте, сейчас же, с первой баржей, — настоял кавалер. — Идите к Брюнхвальду и скажите, что я дал вам срочное поручение.

— Будет исполнено, господин генерал.

⠀⠀

Рене с его гвардейцами уехал еще до вечера, а у Волкова были хлопоты и еще раз хлопоты: нужно было отобрать солдат для гарнизона, переправить все ценное на свой берег, не отдать за бесценок то, что переправлять было дорого. Солдаты тоже начали переправляться в Эшбахт. И как из-под земли, словно за поворотом реки сидели, тут же появились десятки лодок с купцами и маркитантками. Не успевал еще солдат вылезти из баржи на песок Эшбахта, как к нему кидались ловкачи да ушлые бабенки и говорили ему:

— Солдатик, говорят, ты себе хорошую добычу добыл, так я у тебя все куплю, цену дам хорошую, не то, что другие. Ну, что у тебя есть? Покажешь?

Корпоралы и солдатские старшины уже считали добытое. И в боях, и то, что было награблено в Милликоне. Ну, и как это иногда бывает, тот, кто отдал награбленное на хранение, не всегда его находил. Вспыхивали ссоры. Пришлось срочно, как только генералу доложили о солдатской ругани, отправить на тот берег полковника Эберста, чтобы он сдерживал ретивых до утра. А уже утром и сам генерал переплыл на свою землю, для того чтобы рассудить споры, а еще потому, что… уж больно много купцов на лодках и баржах причалило за ночь к его