9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

Листок встал и, подойдя к столу, воткнул дымящуюся папиросу в пепельницу.

Германца с помощью упомянутого Истоминым «сотрудника гостиницы» еще можно вычислить — для того, по инструкции, он должен через некоего «Часовщика» с улицы Дуфуштрассе, 11 установить связь с неизвестным ему агентом. А уж тот свяжется с сотрудником «Eden». Витиевато, да бог с этим — из Русской миссии виднее. Но вот как проследить его контакт с русским! Не ходить же по пятам — слишком откровенно для германцев. А уж те своего посланника наверняка будут опекать! Хотя…

Алексей Николаевич вновь плюхнулся в кресло.

…Хотя, если немцам, как предполагал Павел Алексеевич, гессенский посланник неизвестен, то почему бы слежку и не организовать? «Сотрудник», скажем, в фойе; он, Листок, — в гостинице, «Агент» от «Часовщика» — в городе…

Листок сжал кулаки на подлокотниках кресла — чушь! Это мало что даст — встреча может занять минуту и только пятого числа!

Некоторое время он тупо смотрел в окно.

Все к черту! Первое, что необходимо, — это вычислить гессенца… Плясать от него, а там — «Взвейтесь, соколы, орлами!» — как карта ляжет! Так что к пятому числу января — кровь из носу — надо наладить всю цепочку: «Часовщик» — «Агент» — «Сотрудник гостиницы»… И начать с первого — «Часовщика»!

Листку стало душно сидеть в номере. На воздух, осмотреться! Хоть и темнеет, но времени не более пяти часов. В конце концов — это естественное желание иностранца, только что прибывшего в Швейцарию…

Он встал, прошел в прихожую и, накинув пальто, уставился в зеркало; быстро скривил рожицу и, отвернувшись, вышел из номера.

В фойе прошел к стойке. Худощавый, высокого роста портье встретил его дежурной улыбкой:

— Чем могу помочь?

Листок с облегчением услышал немецкую речь; взглянул на табличку слева — написано так же по-немецки: «Pförtner Martin Eisenberg»[18].

— Хочу пройтись, дружище. Впервые в Цюрихе, — сказал на том же языке и с удовольствием отметил, что его поняли, — портье, кивнув, поинтересовался:

— Вызвать такси?

— Не стоит… Похожу по улицам…

— Рекомендую посетить Старый город; как выйдите на набережную Утоквай — направо. Это рядом, за мостом Квайбрюкке через Лиммат. Думаю, для вас будет интересно — старые церкви Фрумюнтер, Гроссмюнтер, Святого Петра… Кстати, там же, на восточном берегу, — наша мэрия. Недалеко и новый художественный музей Кунстхауз, если интересуетесь живописью. И городской театр рядом — если свернете с Утоквайя на Зекселойтенплац… Чуть дальше — Банхофштрассе — пожалуй, самая цюрихская улица. На всякий случай возьмите схему ближайших улиц — для удобства…

Он протянул Листку буклет.

— А утром можно будет сходить в Ботанический сад. Это от гостиницы налево…

Ротмистр улыбнулся:

— Благодарю, пока достаточно Старого города. Надеюсь, найду там какое-нибудь уютное кафе?

— В этом не сомневайтесь, герр…

— Листок, — подсказал Алексей Николаевич.

Портье почтительно кивнул.

— Однако хочу напомнить, герр Листок, что обед в гостинице с семи вечера. И замечу — ресторан «Eden» славится в Цюрихе прекрасной кухней! — Он показал рукой куда-то за спину Листка. — Для постояльцев вход с фойе — по коридору направо, для гостей — со стороны набережной. А вот завтра столы будут накрыты к девяти часам, и ужин продолжится до утра: как-никак — «Сильвестр» — Новый год! Будем рады вас видеть…

— Спасибо, Мартин! Непременно воспользуюсь приглашением, — пообещал Алексей Николаевич, протягивая портье ключи от номера. — И все же в мертвый сезон забот у вас должно быть меньше — вероятно, зимой всех тянет в Альпы?

— Когда как, герр Листок. На сегодня в гостинице около сорока семей, половина из которых — постоянные клиенты.

— Вот как? Вероятно, из поправляющих здоровье аристократов?

Листок почувствовал, что вопрос был задан не вполне корректно: Мартин Айзенберг снисходительно улыбнулся, давая понять, что здесь «неаристократов» не бывает.

— Что ж, пойду, — несколько смутившись, сказал Листок и неуклюже приподнял непривычное для офицерской головы штатское кепи.

— Доброго вечера! — пожелал учтиво портье.

О мертвом сезоне Алексей Николаевич спросил неслучайно. Ему вдруг пришла в голову мысль, что если постояльцев в гостинице немного и за каждым закреплен свой стол, то за оставшееся время именно в ресторане можно будет визуально ознакомиться со всеми. А значит, не составит труда определить новое лицо, явившееся к обеду 5 либо к завтраку 6 января. Однако все надежды развеялись, едва портье намекнул на «аристократичность» заведения — половине аристократов завтраки разносят в номера, а к обеду вся эта братия выходит, когда кому вздумается. Так что маловероятно увидеть всех разом, а полдня просиживать в ресторане «Eden» — пусть и лучшем в Цюрихе — более чем подозрительно…

Выйдя из гостиницы, Листок прошел на набережную и, конечно же, прильнул к парапету, нависавшему над озером. Теперь берега были обрамлены светящимися фонарями, и несколько минут он зачарованно всматривался в темные воды, полные таинственности и вселенского умиротворения.

Мимо неспешно прошла пожилая пара. Проводив их взглядом, он повернулся лицом к гостинице — помпезное здание обдало ярким сиянием огней. Отчего-то беззлобно подумал: «Чертова Швейцария! Островок беззаботности… Ей-богу, "Рай у озера»![19]

Мысленно решил, что до семи вечера ознакомится с окрестностями, а за обедом примется за постояльцев. А решив, не спеша зашагал вдоль набережной в сторону чернеющего вдалеке моста.

Прошел мимо влюбленной парочки и коренастого мужчины, из-за свисающих массивных щек похожего на бульдога. Перегнувшись через перила, мужчина, как и минуту назад он сам, всматривался в озерную гладь…

Через квартал остановился, разглядывая мост Квайбрюкке. По мосту, позванивая и светясь окнами, тащились трамваи, двигались тени пешеходов… Но сам мост не впечатлил — показался низким, невзрачным. Зато справа, через набережную улицу, сверкала огнями площадь, полная людей и повозок. Вероятно, подсказанный портье Зекселойтенплац с городским оперным театром, догадался он и, не раздумывая, перешел улицу.

По размерам зданию театра, конечно же, было далеко до Мариинки. И все же этот богато декорированный «храм Мельпомены» не мог не быть гордостью цюрихцев. Из белого и серого камня… В архитектуре фасада явно присутствовали нотки классицизма — строгая симметрия, двухъярусные колонны и что-то еще, чего Листок не мог вспомнить, как признаки пришедшего на ум направления в искусстве. И в то же время они гармонично сочетались и с некоторыми барочными деталями. Особенно бюстами известных деятелей, в которых он предположил облики композиторов Вебера, Вагнера, Моцарта и почему-то поэтов