Шехерезада - Энтони О'Нил

Однако, чуя дух презрения, вспомнив наконец, откуда они пришли, запоздало вытаращил глаза, сделав ошеломляющее открытие.

— Ах-х… — выдохнул он в благоговейном страхе, — вы… там были?

Никто не стал отрицать.

— Ах-х… — вздохнул ибн-Нияса в восторге и страхе, — значит… встретили духа? Он… обрушил на вас жестокие кары?

Молчание.

— И все-таки вы остались в живых?

Молчание.

Ибн-Нияса смирился, признав, что никогда не сможет догадаться, каких ужасов им довелось насмотреться, и торопливо сказал:

— Тогда, может быть, вместе вдвойне возблагодарим Аллаха Всевышнего, который спасает и распоряжается по своей воле. По крайней мере… вам хотя бы ясно, почему нас так радует весть о его смерти. — Не получив ответа, он неловко переминался с ноги на ногу, гадая, что еще можно было бы сделать.

Старая согбенная карга, безобразно, но чистосердечно улыбаясь татуированными губами, приковыляла с блюдом, наполненным, кажется, жаренной в масле рыбешкой, и, неразборчиво бормоча, предложила мужчинам.

— Ешьте, — посоветовал ибн-Нияса. — Набирайтесь сил.

Касым прихватил два кусочка, лениво их разглядывая.

— Саранча, — с готовностью объяснил ибн-Нияса. — Казнь египетская^[76] промчалась тут несколько дней назад. Целые тучи. Те, что у тебя в руках, долго сушились, поэтому таких хрустящих нигде не найдешь.

Касым, кажется, даже не слышал. Сунул в рот насекомых и принялся шумно жевать.

— Эта саранча опустошила оазис, — продолжал ибн-Нияса, обрадованный возможностью отвлечься. — Налетела жужжащим ковром, съела все съедобное. Говорят, даже младенцев, оставленных матерями без присмотра. Бану Салам обычно не преувеличивает.

Старуха усмехнулась, пробормотала что-то о Красном море и повернула назад.

— Приблизительно каждые семь лет налетает, причиняя вред. Впрочем, это и проклятие и благословение — признак скорого плодородия. Среди людей и растений, — усмехнулся ибн-Нияса — От всей души предложу вам отправиться вместе со мной через пару дней, — храбро добавил он. — Хотя не собираюсь проделывать долгий путь до Багдада и, конечно, не знаю, завершили ли вы свое дело.

Фактически в последних словах заключался вопрос, ибо он до сих пор не имел никакого понятия об их истинной цели. Но, снова не получив ответа, маленький бедуин покорно признал, что ему придется удалиться, так и не загладив ошибок.

— Ну, — вздохнул он напоследок, — считаю для себя честью разделить с вами…

— Что… сказала та женщина? — перебил его Исхак.

Ибн-Нияса переборол изумление. Сидевший в центре мужчина с седыми усами, которого он до той минуты считал немым, заговорил.

— Ты задал вопрос? — уточнил он, довольный, что может помочь.

Исхак постарался прокашляться.

— Та самая женщина, — повторил он, тыча скрюченным пальцем и с трудом выкашливая слова, — что-то сказала, насчет саранчи…

По ошибке ибн-Нияса принял его тон за насмешливый.

— Про Плеяды, — пояснил он. — У бану Салама свои суеверия. По их мнению, саранча налетает, только когда на небо выходят Плеяды.

— Да нет, что-то еще…

— Больше ничего.

— Насчет Красного моря…

— Ну да, — озадаченно кивнул ибн-Нияса. — Всем известно, что саранча летит с Красного моря. Из рыбьих ртов. Поэтому имеет вкус рыбы. И поэтому налетает с…

Он прервался на полуслове, поскольку и усатого и вора, видимо, осенило прозрение.

— Говоришь, видел целую тучу по пути сюда? — встрепенулся Юсуф.

— Правда, видел.

— Она направлялась к Багдаду?

Ибн-Нияса не знал, хорошо это или плохо.

— Наверно.

— Давно это было?

— Ну, дня три-четыре назад…

— Тогда, значит, уже долетела, — с благоговейным страхом пробормотал Исхак, после чего последовал загадочный обмен репликами между усатым и вором, торопливо шептавшими охрипшими в песках голосами, которые ибн-Нияса с трудом разбирал, не понимая смысла.

— Когда мирный город затмят…

— …скакуны с Красного моря…

— …сказитель вернется живым…

Вздох. Пауза. И решительное заключение:

— Она будет спасена…

— Каким образом?..

— …надо найти…

— …надо выяснить…

— …отыскать…

— …где ее прячут…

— …где держат…

— …и…

— …сделать то, что от нас требуется, — подытожил Юсуф.

Горбатый капитан тоже, кажется, к тому времени что-то понял, тревожно насупился, подыскивая надлежащие выражения для протеста.

— Но… — выдавил Касым, на которого все оглянулись в ожидании продолжения, — мы понятия не имеем, что от нас требуется, и не имеем возможности выяснить!..

Вот так за две недели мужчина, для которого прежде не было ничего невозможного, превратился в слабого барана, способного лишь на робкое возражение. Остальные смотрели на него с презрительным сожалением, и капитан напряженно застыл. Однако опровергнуть его было трудно — внезапный энтузиазм выживших членов команды заглох в полном молчании.

Ибн-Нияса был разочарован, на мгновение поверив в возможность вернуть к себе уважение. И с беглой улыбкой опять постарался помочь, опираясь на полученную информацию.

— Рад за вас, — сказал он. — Но, прошу, объясните мне, кого ищете.

Ответа не последовало.

— Может, я смогу помочь, слыша в округе все новости?

Вопрос вновь был проигнорирован.

— Певицу? — не сдавался ибн-Нияса, надеясь, что не усугубил ошибки. — Я потому расспрашиваю, — поспешил он объяснить, — что вы, судя по вашим словам, разыскиваете женщину, которую где-то прячут, а племя Харафаджа с Евфрата, хорошо известное своим острым слухом, рассказывало, будто несколько дней назад в развалинах дворца в Старом городе звучал поющий женский голос. Песня хорошо слышалась в междуречье. Говорят, руины охраняют нехорошие люди, а женщину держат там против воли.

Слова ибн-Ниясы подхлестнули их, словно кнут. Усатый попытался подняться, да ноги не держали, и он снова упал, снова встал, ближе продвинулся к ибн-Ниясу, чтобы получше услышать откровение маленького упрямца, вмиг облекшегося в одежды пророка.

— Где?.. — Его била дрожь. — Где звучал голос? Где, говоришь, его слышали?..

Ибн-Нияс постарался устоять на месте, не пятиться.