Талисман - Эмилио Сальгари

И она выскользнула из куббы.

Следом за ней, под предлогом осмотреть окрестности, ускользнул и Янко.

Едва замолк звук их шагов, Карминильо, все время внимательно наблюдавший за движениями старухи, обратился к товарищам с вышеприведенным вопросом.

— Старушка — первый сорт! — лениво отозвался Педро. — Она накормила нас такими деликатесами, что любо-дорого! Хотел бы я знать, откуда она добывает здесь, в этой глуши, такие вещи?

Если я разбогатею, я возьму ее к себе в качестве домоправительницы!

— А ты что скажешь, дитя? — обратился Карминильо к хитане.

— Ничего, — сдержанно ответила девушка. — Мы находимся под кровом этой женщины, и мы ели хлеб ее. Я не хочу говорить о ней дурно. Но сердце мое не лежит к ней. Ее язык лжив и ядовит, как язык змеи!

— Мне она тоже показалась фальшивой до мозга костей, — задумчиво произнес Карминильо, — но Янко клянется и божится, что мы можем вполне положиться на старуху. Тут мы в безопасности. Признаюсь, я очень нуждаюсь в отдыхе и засну как убитый!

Они улеглись, притушив лампу. Каждый положил возле себя оружие. Спали не раздеваясь.

Прошло всего несколько минут. Заморра осторожно приподнялась и огляделась. Педро спал сном невинности, некрасиво открыв рот, и звучно храпел. Карминильо лежал на спине, скрестив руки на груди, и казался не живым спящим человеком, а античной статуей.

Хитана тихо склонилась над ним и прикоснулась губами к его высокому лбу.

— Спи, родной! Спи, милый! — прошептала она. — Я не сплю за тебя! Я храню твой покой! Если понадобится, я отдам кровь моего сердца за тебя!

Ты осуждаешь меня за то, что я отправилась на поиски таинственного талисмана. Но ты не знаешь, для чего мне нужен этот талисман, эта никчемная в твоих, да и в моих глазах игрушка!

Талисман — это плата за свободу, это — выкуп.

Если талисман вождя Семи племен будет в моих руках, я, по древним законам, становлюсь царицей цыган Испании. Как царица, я смогу выбирать себе мужа хотя бы из другого племени.

Понимаешь ли это ты, спящий беззаботно?

И снова красавица хитана склонилась к спящему и поцеловала его.

Карминильо шевельнулся, но не открыл глаз: сон его, молодой и здоровый сон, был слишком крепок, и поцелуй цыганки не мог разбудить его…

Убедившись, что Карминильо спит сном младенца, Заморра подняла с пола свой «маузер» и тенью выскользнула из куббы.

Стояла ночь. Кругом царила тишина. Только откуда-то издали изредка доносился крик ночной птицы, да еще, когда налетал ветер с моря, слышался глухой гул. Это валы, рожденные в недрах моря, добежав до прибрежных утесов и разбиваясь грудью о грудь скал, тихо роптали на свою судьбу.

Заморра обошла вокруг куббы, всматриваясь в дали, озаренные призрачными лучами луны.

И вдруг она остановилась, замерла, застыла, как каменное изваяние.

До ее чуткого слуха долетели издали топот копыт, конское ржание, звон оружия.

— Идут! — прошептала она. — Враги! Проклятье! Старуха предала нас, своих гостей! Старуха изменила тем, кого она, по закону гостеприимства, должна была защищать ценой своей жизни!

И опять прислушалась смелая девушка.

Да, никаких сомнений быть не могло: все ближе и ближе звучали копыта. Вот звякнуло оружие. Как стрела, девушка кинулась в куббу и подняла на ноги испанцев. Педро, кряхтя и почесываясь, схватился за ружье.

— Эх, — ворчал он, — мне снилось, что я сижу в каком-то отличном ресторане, и официант только что принес мне чудеснейшую утку с какой-то начинкой. Разрезал я утку, насадил порядочный кусок на вилку, только что поднес ко рту, как вдруг… Трах-та-ра-рах! Разбудили! Так и не пришлось попробовать уточки!..

— Да будет тебе, чревоугодник! — перебил Карминильо его причитания. — Скажи спасибо Заморре, что она вовремя предупредила нас! Без этого мы все трое рисковали очутиться в положении твоей уточки! Рифы — люди серьезные, шутить с гяурами[9]не любят.

Молодые люди выбрались из куббы на площадку. Заморра уже стояла там с ружьем в руках, готовясь защищать себя и своих друзей. В долине под холмом, на вершине которого стояла кубба, двигались тени, и зоркий глаз Заморры уже ясно различал фигуры лошадей и всадников. Видел приближавшихся к холму врагов и Карминильо.

— Пора! — произнес он вполголоса. — Не жалейте патронов! Стреляйте в передних всадников: рифы храбры, и впереди всегда идут вожди. Уложив их, мы внесем смятение в ряды неприятеля!

По его знаку загремели выстрелы, и на горцев посыпался град пуль, сбивая лошадей и вышибая из седла всадников.

Многозарядные «маузеры» давали возможность испанцам не прерывать стрельбу: пока один стрелял, другой успевал перезарядить ружье. Не отставала от мужчин и красавица хитана.

В рядах рифов возникло смятение. Они подошли так близко к холму, что пули защитников почти не пропадали даром. Задние всадники теснили передних, пытавшихся ускакать от губительного огня испанцев, и поэтому смятение все усиливалось и усиливалось.

Но скоро послышались повелительные крики шейхов, горцы оправились, рассыпались во все стороны, и через минуту долина опустела. Только здесь и там валялись тела пораженных насмерть лошадей и всадников.

— Недурно для начала! — засмеялся Педро, отирая пот со лба. — Кажется, такого горячего блюда эти господа отнюдь не ожидали…

Я никак не могу простить этим ночным грабителям, что по их милости я не попробовал утки!

— Во сне, мой друг! — невольно засмеялся Карминильо.

— А хотя бы во сне! — отозвался Педро. — Ну и что? Иной раз во сне удается отведать таких вещей, каких наяву не попробуешь ни при каких обстоятельствах, особенно в нашей студенческой столовой в Саламанке! Так, один раз мне снилось…

Но Педро не успел досказать, что снилось ему: с вершины соседнего холма грянул выстрел, и пуля сорвала с головы студента-лакомки его оригинальную ушастую шляпу.

— Клянусь, это выстрел из такого же «маузера», как и мой! — выругался Педро, поднимая шляпу и ретируясь за какой-то камень.

— Может быть, из «маузера», весьма родственного нашим! — проговорил Карминильо. — Янко пропал без вести!

— Ты думаешь, что Янко способен стать на сторону наших врагов? — осведомилась Заморра.

— Отчего нет? Янко, кажется, способен на все!

— Но он — мой молочный брат, и он любит меня.

— Даже, кажется, слишком горячо! — гневно вымолвил Карминильо.

Лукавая улыбка мелькнула на алых устах девушки.

— Так что же? — сказала она. — Он — цыган, я хитана. Как раз пара! За кого же выйти замуж бедной цыганке?