Пуритане - Джек Кавано

Но Богу не было угодно выполнить просьбу старика. Он скончался, когда Маршалл учился на втором курсе. И все же Рамсден-старший успел сделать главное — передать сыну свою любовь к Библии.

Трепетное отношение к Слову Божьему как раз и заставило Маршалла печатать запрещенные памфлеты Джастина на станке Кембриджского университета. Преподаватель богословия Вильям Седжвик познакомил юношу с учением пуритан, а его дочь Мэри, к которой Маршалл испытывал нежные чувства, подвигла на отважный поступок — печатание недозволенной литературы.

Пуритане твердо верили, что руководством к действию, данным человеку свыше, является Библия. Они с тревогой взирали на то, как духовенство — и в первую очередь епископ Лод — ведет народ Англии назад, к римскому католицизму. Вильям Лод проводил свою политику железной рукой. Сразу после посвящения в сан епископа он представил королю Карлу список английского духовенства. Рядом с каждым именем стояла особая пометка: «о» означало «ортодокс», а «п» — пуританин. Тех, кто был помечен буквой «о», повышали в должности и всячески поощряли. Пуритан же под любым предлогом притесняли, чинили им разного рода препятствия и изгоняли из рядов духовенства.

Диссентеры[31]по-разному реагировали на преследования. Одни считали, что положение безнадежно, и покидали Англию, через Голландию отправляясь в Новый Свет. Эти люди отделились от англиканской церкви, и их стали называть сепаратистами[32].

Другие не желали оставлять англиканскую церковь. Они стремились очистить ее от влияния католицизма, поэтому их стали называть пуританами.

Несгибаемые и решительные, пуритане видели свой долг в спасении англиканской церкви. Бегство сепаратистов они расценили как недостаток веры. Эти люди были готовы трудиться ради возрождения церкви столько, сколько потребуется. Они полагали, что народ и церковь должны руководствоваться Библией, а не традициями и ритуалами.

Оружием пуритан стали проповеди и памфлеты, а основной мишенью для критики и насмешек — епископ Лод. Чтобы крепче держать священников в руках, епископ регламентировал процедуру богослужения, потребовав привести ее в соответствие с предписаниями «Книги общей молитвы»[33]. Следить за сказанным было нетрудно — любая проповедь предполагает слушателей. Другое дело — остановить поток памфлетов.

По закону право издавать книги имели несколько печатников в Лондоне и две университетские типографии в Оксфорде и Кембридже. Все типографы получали особое разрешение на печатание каждого произведения.

Строжайшая цензура принудила издателей пуританских памфлетов уйти в подполье. Нарушителю закона грозило суровое наказание. Авторов запретных книг допрашивали в «Звездной палате». Виновным отрезали одно или оба уха, а на щеках выжигали клеймо в форме букв «к» и «л», что означало «Клеветник» и «Лжец». Пуритане шутили, что эти буквы означают «клеймо Лода».

Если бы Маршалла Рамсдена и Мэри Седжвик поймали с поличным, их ждала бы та же участь. Молодые люди никогда не встречались с Джастином — человеком, который сделал своим псевдонимом имя одного из раннехристианских мучеников[34], но они ему верили. В отличие от прочих памфлетистов тон Джастина не был враждебным, воздерживался он и от личных нападок на епископа Лода. Излагая свою точку зрения, сочинитель обращался к Библии, и его доводы выглядели убедительно. Здравый смысл Джастина производил на таких верующих, как Маршалл и Мэри, столь сильное впечатление, что они, рискуя собственным благополучием, распространяли его идеи по всей Англии.

Мэри была одной из первых в Кембридже, кто присоединился к движению сопротивления. Она-то и привела с собой Маршалла. Сына типографа, умеющего обращаться с печатным станком, встретили с радостью. Обязанностью Мэри было доставлять отпечатанные памфлеты тем, кто распространял их на территории университета. Увлечение произведениями Джастина постепенно переросло у молодых людей во взаимное увлечение друг другом.

Когда Маршалл обнимал Мэри в предрассветные часы в печатной мастерской, весь мир сводился к таинственному равенству: мужчина + женщина = вселенная. Королей, народов, войн, просвещения больше не существовало. Не было на свете и близких, родных, друзей. Никого, кроме двух влюбленных. Исчезало даже время.

Дверь мастерской со стуком распахнулась и тут же захлопнулась. От неожиданности Мэри ударилась затылком о рукоятку валика. Эссекс Марвелл, самый странный и самый верный друг Маршалла, стоял, прислонившись спиной к дверному косяку. «Зови меня просто Эс, — сказал он, когда молодые люди познакомились. — Меня все так называют».

Юноша дышал, как загнанный зверь, его рубашка пропиталась потом, в глазах застыла тревога.

— Они здесь! — выдохнул он.

Незачем было объяснять, кто это — «они». Печатающие памфлеты Джастина рискуют лишиться ушей и приобрести клеймо на лице.

Маршалл деловито скомандовал:

— Мэри, прячься! Печатными формами и бумагой мы займемся сами.

С тревогой посмотрев на него, Мэри на мгновение заколебалась. Ей так хотелось сказать ему о своей любви. Маршалл нежно улыбнулся девушке. Он все понял.

— Эс, — Маршалл указал на стопки отпечатанных памфлетов на полке, — сложи это в мешок. Я сниму со станка печатную форму.

— Закрыть засов? — испуганно спросил Эс.

— Нет, делай, что я сказал.

Эс подбежал к стопкам готовых брошюр и принялся торопливо заталкивать их в большой холщовый мешок — в нем обычно выносили с территории университета запрещенную литературу. Маршалл ухватился за рукоятку печатного станка и потянул ее на себя до упора. Молодой человек извлек рукоятку из отверстия в верхней части червячного пресса, вставил ее в другой паз и потянул снова. Чтобы поднять форму над бумагой на новом станке, достаточно одного движения ручки. Но только не на этом — машины в университетах были старыми. Маршалл понимал: если он замешкается, в два счета окажется в тюрьме.

Времени на то, чтобы рассыпать набор и сложить шрифт в наборную кассу, уже не оставалось. Маршаллу пришлось снять печатную форму с пресса и спрятать ее. Он поднял глаза. Мэри не было видно. Эс торопливо набивал мешок брошюрами.