33 марта. Приключения Васи Голубева и Юрки Бойцова - Виталий Григорьевич Мелентьев

– Сейчас для тебя наступил решающий момент. Отныне за связь передо мной отвечаешь ты, и только ты. Поэтому всё об этом участке ты должен знать в совершенстве.

Он не потребовал от меня молчания, и я поделился кое с кем из тех, кто был помоложе и ближе ко мне. Они пожали плечами:

– А-а, стариковская блажь! Все они время от времени начинают воспитывать молодых. В свой час это произошло и с тобой.

И ещё одно мне запомнилось на всю жизнь: перед самым входом в Чёрный Мешок, когда все поняли, что жёсткие излучения в нём превышают все мыслимые нормы, командир приказал облачиться в скафандры всему экипажу, а мне – надеть два скафандра. Я тогда запротестовал – неудобно работать в таком одеянии, – но Оор опять только усмехнулся:

– Малыш, наступает такое время, когда это необходимо. Ты подумай: все мы облучались не раз, наши организмы выработали иммунитет, они привычны ко всяким перегрузкам, твой – нет. В этом твоя беда, и я прикрываю тебя от неё вторым скафандром. И это твоё счастье – если мы не выдержим, выдержишь ты.

Из всего этого я делаю вывод: он знал, на что идёт, и понимал, что имеет право рисковать кораблём, экипажем, собой ради чего-то более высокого и важного, чем существование корабля и его экипажа. Таким важным было предупреждение о грозящей гибели нашей системе. Что ж, на его месте я поступил бы именно так. Ради счастья и жизни других человек может рискнуть собой и убедить пойти на это своих товарищей.

Влияние Чёрного Мешка мы ощутили примерно в полутора парсеках от визуальной засечки его границ – у нас начали портиться приборы, а связь стала неустойчивой. Срочно провели дополнительную экранизацию. И я горжусь тем, что придумал «систему выстрела». Собственно, придумал её не я, о ней было известно давным-давно, но потом, как это часто бывает, о ней забыли. А я вспомнил – может быть, потому, что совсем недавно окончил училище. Просто я записывал необходимые телеграммы на диски с малой скоростью, а когда в системе связи появлялось окно со сравнительно приемлемыми условиями передачи, выстреливал записанное на огромных скоростях.

И я горжусь тем, что именно я первый заметил систему в пульсации Чёрного Мешка. Казалось, в недрах его что-то дышало, раздувалось и опадало. И от этого зависели и потоки излучений, и наше самочувствие. Командир выслушал меня и проверил данные.

Потом он созвал главных специалистов и долго совещался с ними. После совещания все вышли от него притихшие и даже как будто удручённые. Как выяснилось позднее, именно на этом совещании Оор предупредил главных, что путешествие в Чёрном Мешке может кончиться трагически. Но… именно главные специалисты не согласились с его предположениями.

В пульсации Мешка они не увидели ничего страшного, ничего предостерегающего. Ведь подобное они наблюдали и в других местах Вселенной, да и вы, те, к кому я обращаюсь, прекрасно понимаете, что периоды полураспада атомных ядер повсюду одинаковы, поэтому у звёзд бывает свой ритм пульсации, который зависит от того, атомами каких элементов они наиболее богаты и на какой стадии развития они находятся.

Но всё-таки этот проклятый Чёрный Мешок дышал необычно, так, словно чуял нечто такое, о чём пока никто не догадывался.

Так или иначе, грозные предостережения окружали нас со всех сторон, и Оор отлично их видел и понимал. И всё-таки… Всё-таки вёл корабль вперёд и вперёд. Хотя, если честно сказать, наше движение нельзя было назвать движением вперёд в обычном космическом смысле, когда полёт корабля осуществляется по чётко обозначенному курсу. Наше движение проходило то зигзагом, то по спирали, хотя общее направление всегда было целенаправленно.

Только фантасты смогли бы предусмотреть то, с чем мы встретились в Чёрном Мешке. Нас швыряло во все стороны, и так, что корабль беспрестанно терял курс и мчался к какой-нибудь планете, чтобы разбиться о её неведомую поверхность. Приходилось включать двигатели на полную мощность, да ещё сплошь и рядом выстреливать фотонные бомбы-ускорители. Только взрыв этих бомб позволял нам оторваться от страшных сил тяготения, избежать падения.

Мы изменили курс, чтобы немедленно попасть в сферу притяжения другой планеты. В Чёрном Мешке планет было так много, как нигде в другом месте. Силы притяжения, гравитации постоянно переплетались и сталкивались.

И чем дальше мы летели, тем чаще нам приходилось применять фотонные бомбы-ускорители и тем яснее становилось, что невероятное ещё существует.

Фотонные бомбы, излучающие колоссальное количество света, собранного в длинном пучке, и обычно видимые на громадные расстояния, здесь, в Чёрном Мешке, не давали света. Фотоны как бы растворялись в непроницаемом мраке. Несмотря на протесты главных, которые теперь не видели смысла продолжать по меньшей мере рискованное путешествие, полёт продолжался…

Командир, который знал, по-видимому, нечто такое, чего не знали другие, всё-таки сумел использовать всё своё влияние и добился общего решения продолжать безумный с точки зрения того времени полёт.

Между тем показания приборов уже перешли границу разумного, и мы сами, без посторонней помощи, вырвались в фантастику. Судите сами. Излучатели Ку-236, 570, излучатели Ти…

Тут пошли названия совершенно непонятных приборов, серии формул и цифр, в которых Ану разбирался не лучше ребят. Поэтому он выключил блок и, передохнув, попросил:

– Дайте воды! В горле пересохло от… всего этого.

– Но это же голос… другой эпохи! И это так интересно!

Ану напился, пожевал, словно вспоминая ту жвачку, которой он пользовался во время своей жизни в джунглях, и задумчиво протянул:

– Это действительно интересно. С вашей планеты Чёрный Мешок виден в районе Южного Креста. Чёрный Мешок абсолютно непроницаем, и в нём нет ни проблеска света. Его так и называют моряки и астрономы: угольный мешок. На нашей планете наши космонавты знают немало таких мешков, но они имеют строжайшую инструкцию – не подходить к этим Чёрным Мешкам близко. А этот Оор решился забраться в самый Мешок. Здорово!

– Включайте, Ану! – взмолился Юрий. – Хоть и не всё понятно, но интересно.

– Знаете, мои дорогие командиры, а ведь переводить с такой скоростью мне и в самом деле тяжело. Мозг ведь не электронная машина – ему необходим отдых. Впрочем, где-то у меня был ещё один блок. Переносной лингвистический. Им мы пользовались во время вылазок на везделёте.

И он разыскал этот блок, подсоединил его и образовал целую цепь: доисторический магнитофон и два лингвистических блока-переводчика. Когда они включились, Ану безжалостно прогнал ту часть проволоки, на